Григорий прислонился к стене, сплюнул дрянь, оставленную во рту плохим воздухом и хорошей aqua vitae. Представил своего друга, его хлопающий по ветру шафрановый плащ, – и крепче сжал кинжал.

Он слушал неровное дыхание своих людей, мерные удары металла о землю, хвалы Христу-сыну и Марии-матери; пение становилось все громче, или же в темноте у него стал лучше слух. Другие чувства тоже обострились – запах пота, ибо в толпе, под землей было жарко, испущенные людьми ветры, спертый воздух; влажные ладони, капли, стекающие по спине. Григорий слышал, как люди за спиной бормочут молитвы, пока их не оборвал резкий шепот шотландца. И не мог не подпеть мысленно людям, которых собирался сейчас убить. «Приди же, Христос, во всей славе Своей, – подумал он. – Выведи нас из мрака».

Казалось, он был услышан. Сплошную тьму впереди внезапно пронзил луч света. Звуки гимна на мгновение стали чуть громче, потом их оборвал резкий окрик, в котором мешались радость и страх. Человек, что-то прошипевший по ту сторону стены, говорил не на сербском, слова было не разобрать. Зато ответный шепот турка был хорошо различим:

– Вы нашли его?

Джон Грант не шептал. «Давай!» – крикнул он и вонзил свою кирку в стену. Его человек, стоящий рядом, тоже ударил киркой. Четыре удара, и стена обрушилась в залитую светом каверну. Григорий щурился, пока размытые контуры не превратились в трех бородатых мужчин, раздетых до пояса, прижимающих к груди инструменты. Позади них стоял человек в тюрбане, с вытаращенными глазами. Одно бесконечное мгновение враги смотрели друг на друга. Потом раздался вопль шотландца – его родной боевой клич, который уже приходилось слышать Григорию.

– Крейгелахи! – заорал Грант и снова ударил киркой – в голую грудь стоящего перед ним человека.

Все, бывшее тишиной, превратилось в шум, бывшее недвижным – в движение. Григорий качнулся вперед, едва не оставив за собой ноги, побежал, нырнул, чтобы уклониться от взлетающей лопаты, стремясь добраться до турка, пока тот не выхватил из ножен изогнутый кинжал. Он успел. Одной рукой сжал кисть, отводя чужое оружие назад, другой вонзил собственную сталь в горло, но слишком поздно, чтобы предупредить крик, рвущийся из горла врага: «Сюда, во имя любви к Аллаху!»

Божьего имени было достаточно. По всей широкой, хорошо освещенной галерее пришли в движение люди. Вскакивали отдыхавшие минеры; оборачивались с оружием в руках солдаты. Толкая умирающего турка на землю, Григорий слышал, как вскрикивают и падают люди, мимо которых он пробежал. Его солдатам приказы не требовались – они уже бежали вперед, с молодым командиром во главе. Григорий прижался к стене, чтобы его не затоптали, дождался, пока пробегут все двадцать гвардейцев, и бросился следом.