– Еще? Но… – начал Константин, но его прервал крик:
– Где император?
– Он здесь.
Кричавший протолкался сквозь одоспешенных генуэзцев, такой же испачканный и окровавленный, как любой из них. Он опустился на колено, не только из уважения, но и от усталости.
– Государь, – выдохнул он. – Враги водрузили свои флаги над Малым Влахернским дворцом.
Хотя он говорил тихо, по толпе солдат быстро пробежал шепоток. Все обернулись на север, вглядываясь в темноту, хотя даже при свете никто не смог бы разглядеть дворец за вершиной холма, увенчанной Харисийскими воротами.
– Я должен… должен идти туда, – сказал Константин.
– Нет! – крикнул Джустиниани, потом понизил голос. – Мы обсуждали это,
Константин закрыл глаза, сглотнул, кивнул.
– Ты прав. И у нас там есть хорошие люди, решительные. Байло Минотто. Несравненные братья Бокьярди. – Он опустил взгляд, заметил Григория, все еще стоящего на коленях, улыбнулся. – И твой брат, Феон Ласкарь.
– Мой… брат?
Григорий вдруг припомнил слова Софии, что-то насчет политика и соглашения с врагом. Его потный лоб похолодел. Ласкарь встал.
– Мой государь, – хрипло произнес он. – Феон…
– К оружию! К оружию! Они идут! Они опять наступают!
Крики заглушили его предостережение. Люди вокруг хватались за оружие.
– Возвращайтесь на свое место, господин, а мы вернемся на свои, – распорядился Джустиниани, в последний раз вытирая все еще текущую кровь. – А ты иди на свое, Зоран.
Это верно. У каждого человека есть своя позиция. И он точно так же не может бежать сквозь толпы воинов к старому дворцу в надежде отыскать Феона, как Константин не может спешить туда на помощь защитникам. В этот день у каждого человека была своя судьба, на беду или на счастье. Григорий выпрямился.
– У меня закончились стрелы, Командир. Так что я вполне могу постоять рядом с вами.
Джустиниани улыбнулся: