Откуда-то поблизости послышался пронзительный крик боли. Потом Феон услышал за дверью тихий, но отчетливый шепот. На османском. Они идут.

Ласкарь дернулся внутрь, схватил меч, спотыкаясь, бросился вверх по лестнице, не чувствуя под собой ног. Керкопорта – слишком холодное место для смерти, а турки, которые сейчас войдут в дверь, тут же убьют его. Но его лошадь рядом, а тепло – в нескольких минутах езды.

5 часов утра

Призыв к оружию был излишним. Турки не вышли из темноты… пока. Григорий успел надеть оставшиеся части своего доспеха, так что теперь он был экипирован как генуэзский наемник, каковым и являлся, покрыт гладким черным металлом от барбюты до сабатона. Потом у него нашлось время снять шлем и опереть голову на сломанную бочку. Повсюду вокруг него воины в доспехах пытались отдохнуть в таких же неудобных позах, пока самые зоркие смотрели в ночь – задача, которая становилась все легче по мере того, как светлел мир. Но хотя турки не пришли, их деятельность не утихала. Пушка по-прежнему стреляла, откалывая куски камня от непрочной внутренней стены, снося участки спешно возведенного палисада, которые так же спешно восстанавливали. Стрелы по-прежнему летели в каждого, кто осмеливался высунуть голову. Мехтеры по-прежнему играли, гулкие барабаны и цимбалы держали ритм для визга семинотных севре, криков флейт, плача труб. Хотя он проспал не одну бомбардировку, сейчас сон, такой желанный, не шел, и вскоре Григорий поднялся, потянулся, чтобы расслабить скованные мышцы, посмотрел по сторонам. Шагах в двадцати сидел Джустиниани, поставив рядом шлем, и аккуратно вынимал хребет из скумбрии. Григорий направился к нему.

Командир устроился на маленьком походном стуле.

– Угощайся, – сказал он, указывая на ведерко, где лежало с десяток покрытых синеватыми пятнами созданий.

Рыба была одним из немногих продуктов, которые постоянно поступали в город, ибо даже турки не могли отогнать косяки рыб от города, и каждый солдат, не занятый на сухопутных стенах, стоял на береговых и забрасывал в воду лесы и сети. Хотя Григорий редко завтракал до полудня, он принялся за еду, не зная, увидит ли еще один полдень и когда сможет поесть в следующий раз.

Генуэзец помахал ему хребтом.

– Как ты думаешь? Они закончились?

Григорий, понимая, что его спрашивают не о том, что он жует, ответил просто:

– Нет. Они придут снова. И скоро.

Джустиниани, кивнув, швырнул через плечо кости в канаву у внутренней стены, где лежали вперемешку тела турок и греков.

– Согласен. Мехмед должен почувствовать, как нас прижали. Он попытается снова, еще один раз. И попытается здесь. – Он наклонился, сплюнул. – Пока ты там мечтал о нагих гуриях, пришли вести – турки повсюду потерпели неудачу. Помнишь те флаги над дворцовыми бастионами? Они уже сорваны. В одном месте враги прорвались, никто не знает как, и какое-то время дела были плохи. А потом эти безумные ублюдки, братья Бокьярди – они почти вернули Венеции доброе имя – вышибли турок и снова подняли орла города и стяг Святого Марка.