На следующий день пиршество продолжилось. Орнольф созвал к себе вожаков своего с бору по сосенке набранного хирда, чтобы разработать план наступательной кампании. За этим последовали очередные возлияния с обильной закуской, а затем собравшиеся вернулись к составлению планов, и завершилось все громким и немелодичным пением. Наконец полдень плавно перешел в вечер, и если кто и покидал лагерь, то только для того, чтобы облегчиться. Торгрим понял, что Орнольф намеренно тянет с выступлением, отчасти для того, чтобы дать понять Бригит, что викинги подчиняются исключительно ему, а еще, как подозревал Ночной Волк, чтобы позлить ее.

Неизвестно, сработала ли первая часть его плана, но вторая явно осуществилась, и с большим успехом. Весь день она провела в одиночестве, дуясь или срывая раздражение на Харальде, когда тот по глупости пытался утешить ее. Орнольф же наслаждался ситуацией от души, да еще и постарался дать это понять Бригит, старательно изображая человека, который никуда не спешит и в ближайшее время не намерен покидать лагерь.

Следующее утро приветствовало их низко нависшими тучами и пронизывающим холодным ветром, с воем раскачивающим ветви деревьев. Торгрим пробыл в Ирландии достаточно долго, чтобы уразуметь: хорошая погода, радовавшая их своим постоянством последнее время, слишком уж затянулась, и теперь боги вознамерились взять с них двойную плату за незаслуженное удовольствие.

Ночной Волк опустился на колени перед маленьким алтарем, который сложил из речных камешков, водрузив на него потертую статуэтку Тора перед пляшущим огоньком, и попросил у бога защиты для своих людей, в первую очередь для Харальда, а если им суждено умереть, то пусть они погибнут, как подобает настоящим мужчинам. И тут он сообразил, что, обращаясь к Тору, машинально потирает серебряный крестик, который давным-давно подарила ему Морриган.

Он встал. За его спиной оказался Старри Бессмертный. Торгрим не слышал, как он подошел к нему. Берсерк выглядел обеспокоенным. Плохая погода и близость врага, сражение с которым откладывалось, действовали ему на нервы.

— Торгрим? — позвал он. Он трогал расщепленный наконечник стрелы точно так же, как Торгрим только что потирал крестик. — Как, по-твоему, сегодня Орнольф даст команду к выступлению? Такое ожидание ни к чему хорошему не приведет.

— Да, я согласен с тобой, — отозвался Торгрим, хотя его резоны, как он подозревал, существенно отличались от тех, которыми руководствовался Старри.

Берсерк хотел лишь одного — сражаться. А Торгрим хотел еще и победить. И каждая минута, которую они предоставляли своему врагу для того, чтобы послать за помощью, укрепить свою оборону и сотворить неизвестно что со своими пленниками, лишь уменьшала их шансы на победу.