Проходя через дворцовые ворота, мы миновали огромную толпу простолюдинов, собравшихся поглазеть на сильных мира сего, встречая их радостными криками. Просторный двор был ярко освещен развешенными на цепях китайскими фонариками, украшен пальмами в горшках, настоящими деревьями и клумбами, с арок фасада свисала мишура, в центре возвышался специально построенный фонтан. Вода лилась на стеклянные колбы, в которых порхали знаменитые малагасийские светлячки, и изумрудно-зеленые искры, мерцающие среди брызг, создавали ошеломительный эффект.

Между линий беседок и деревьев стояли длинные столы, заваленные деликатесами, среди которых особое место занимал рис с говядиной, готовившийся исключительно в честь королевы – не спрашивайте меня почему, потому что блюдо представляло собой отвратительное месиво. Музыкальное сопровождение создавал военный оркестр, наяривавший «Auprès de ma blonde»[138], фальшивя почти в каждой ноте. Я заметил, что музыканты все навеселе – форменные воротнички сняты, черные лица растянуты в глупой ухмылке, – а их капельмейстер в клетчатом халате и котелке кривлялся и хихикал так, что очки в серебряной оправе слетели у него с носа. Он полез доставать их, не переставая отчаянно махать палочкой, а музыканты играли кто во что горазд, и тарарам стоял просто оглушительный.

Но по сравнению с гостями музыкантов можно было считать трезвенниками. К этому моменту во дворе собралось уже несколько сот представителей сливок общества, и, судя по их выходкам, каждый принял на грудь по меньшей мере с галлон крепких напитков. Когда мы только вошли, четверо уже купались в фонтане, и еще несколько намеревались к ним присоединиться; остальные, разбившись на группы от шести до шестидесяти и нетвердо держась на ногах, вели между собой светскую беседу, горланя во всю мочь, хлопая друг друга по спине, хватая бокалы с подносов. Они провозглашали тосты и, облив соседа, рассыпались в извинениях; многие падали замертво. В общем, культурно проводили время.

Гардероб представлял собой обычное фантастическое смешение: мужчины в арабских, турецких, испанских, европейских костюмах или в комбинации из всего этого; женщины во всех фасонов и цветов саронгах, сари, платьях. Не чувствовалось недостатка и в военных мундирах: бархат, парча, сукно, галуны и позументы; впрочем, мне бросилось в глаза преобладание испанских мотивов: черные фалды, пояса-шарфы, галифе и кушаки у кавалеров; мантильи, высокие каблуки, оборчатые юбки, веера и цветы у дам. Причиной тому, как я понял, было совершеннолетие Ракуты, и поскольку тот благоволил испанскому стилю, все вырядились так в его честь. Вся эта орущая, мельтешащая, ликующая толпа накрывала тебя, как волна, а оркестр увенчивал этот бедлам своим беспрестанным бумканьем.