– Ну, рутины хватает и в наших гарнизонах, – говорю. – Что до славы, так у вас случилась самая крупная война со времен Наполеона, и никто не вышел из нее увитым лаврами более, нежели вы.

И это было правдой, хотя сказано исключительно с целью польстить Либби Кастер, которая явно не прониклась симпатией ко мне, услышав, как я едва не срубил ее героя при первой встрече. Теперь она лучезарно улыбнулась и положила нежную ладонь на руку мужа.

– Это верно, Оти, – сказала она и удостоилась в ответ благородного вздоха.

– Но где в результате я оказался? – говорит он. – В форте Эйб Линкольн и в немилости у своих командиров. Сравни мои успехи с выдающимися достижениями сэра Гарри: Сипайский мятеж, Крым, Афганистан, Китай и еще бог знает какие страны, не говоря уж о нашей собственной Гражданской войне. Королева возвела его в рыцарское звание! Вы не подумайте, дружище, я не ревную к почестям, которые вы заслужили. Но завидую вам – вашему прошлому, да и будущему тоже.

– Это все везение, – отвечаю я, и поскольку уже по горло был сыт его жалобами, добавляю: – Кстати, генералом я так и не стал и получил только одну американскую медаль Почета.

Вот вам пример Флэши на вершине своей злокозненности: говоря это, я отлично знал, что Кастер не получил ни одной медали Почета, зато его брат Том удостоился сразу двух. Я подозревал, что необходимость поправить меня уязвит его как ничто другое, и не ошибся. Кастер заговорил, набычившись, тогда как Том внимательно разглядывал столовый прибор. Я рассыпался в извинениях, изображая смущение.

– Они их выдают, словно рационы, кстати сказать, – замечаю я с кислой миной, и Элспет, самый умелый из известных мне мастеров подливать масла в огонь, разражается речью про то, как Завистливые Власти постоянно обходят Заслуженными Наградами самых Достойных, «ибо мои отважные соотечественники, лорд Клайд и сэр Хью Роуз, так и не получили креста Виктории – об этом писали „Геральд“ и „Скотсмен“ – да и с Гарри вопрос решился только в последнюю минуту, не правда ли, любимый?».

– И я уверена, генерал Кастер, – продолжает эта удивительная болтушка с благоговейным восхищением, – знай вы, каким авторитетом и славой пользуется ваше имя в военных кругах за пределами Америки, вы не променяли бы их ни на что!

Ни слова правды, знаете ли, но Кастер расцвел, как одуванчик: парень обладал жутким тщеславием, и в жалобах его на судьбу было больше честной ярости, нежели жалости к себе. Он знал, что является хорошим солдатом – и действительно был таковым, когда находился в здравом уме. Мне доводилось поучаствовать в большем количестве кавалерийских походов, нежели большинству смертных, и если бы жизнь моя зависела от того, насколько хорошо руководят конной бригадой, я из всех известных мне командиров предпочел бы Джорджа Кастера. Критики, не видевшие его в деле под Геттисбергом или Йеллоу-Таверн[221], утверждали, что успехам он обязан чистому везению и стечению обстоятельств, когда амбициозные устремления Кастера сыграли ему на пользу. Но это был отличный генерал и он сам чувствовал, что наскоки на него необоснованны. Глядя на него тем вечером, я размышлял: почему столь часто солдаты, отлично зарекомендовавшие себя на войне, так плохо вписываются в мирную службу? По слухам, в Вест-Пойнте Кастера считали сущей чумой, и после войны у него скопилась целая коллекция «черных меток». Ходили некрасивые истории, как он предоставил своей судьбе целое подразделение на фронтире или как расстреливал дезертиров. Его предали военному трибуналу, отстранили от командования и восстановили в должности только потому, что Шеридан не смог найти равного ему борца против индейцев. Не стоило даже сомневаться: Кастеру не светило достичь высот, которых он почитал себя достойным, и все благодаря вздорному характеру, невезению и ревности Тупоголовых богов Вашингтона – как Джордж величал власть имущих.