– Это тот самый, который вел вашу легкую кавалерию под Балаклавой? – задумчиво спросил Терри, после чего ушел в себя, а потом и вовсе откланялся, готовясь испить горячего пунша и пойти в кровать.

У меня самого брови на лоб полезли, когда через пару дней пожаловал мой приятель собственной персоной. Вид у него был бравый: кожаная куртка с бахромой, алый шарф поверх мундира, но лицо, как у позавчерашнего покойника. Он прыжками взбежал по сходням, отдавая на ходу команды ординарцу и нетерпеливо похлопывая перчатками по ноге. При виде меня Джордж моментально расцвел, но тут же скис, выяснив, что Либби нет на борту.

– Почему вы ее не взяли? – обиженно спросил он. – Кто сказал, что ей нельзя ехать? – Его глаза нервно блестели, щеки под двухнедельной щетиной ввалились, волосы были коротко острижены. Выглядел он еще более худым и изможденным, чем тогда, в Вашингтоне. – Как скверно! Как будто мало мне еще бед!

Я сообщил ему, что Терри в салоне. Он фыркнул и отправился пенять Маршу на то, что тот посмел не пустить Либби.

С тех пор «Дальний Запад» превратился в помесь отеля со штабом. Офицеры последнего целый день работали в салоне, а несколько парней из Седьмого, включая Тома и Бостона Кастеров, да и кое-кто из ребят Терри, тоже валялись по койкам, бездельничая. Миссис Кэнди большую часть дня проводила у себя в каюте, а вот мне приходилось терпеть бесконечные визиты своих приятелей. Я убеждал их, что они представители еще совсем молодой армии и понятия не имеют о том, как правильно готовиться к кампании. Присутствие Кэнди дало Кастеру дополнительное основание негодовать на Марша по поводу Либби. Он отказался жить на корабле и разбил палатку на берегу. «Наш замшевый Ахиллес», – подтрунивал над ним Бентин, подмигивая мне поверх трубки.

Пока экспедиция неспешно двигалась вверх по Йеллоустону, я наслаждался жизнью по полной. Днем наблюдал за войсками на берегу, болтал с парнями в салоне, по вечерам играл в покер, выпивал, а по ночам отрывался с миссис Кэнди – Терри, да хранит его Господь, не поощрял поздних посиделок и сразу с наступлением темноты отправлял всех спать. Я слушал разговоры о войне и с удовлетворением отмечал про себя, что в кои-то веки мне до всего этого нет никакого дела. Когда колонны уйдут за горизонт, я так и останусь проводить свои дни в покое и разврате, наслаждаясь идиллическими видами. Даже не помню, когда попадал в такую малину.

По мере сближения колонн близился решающий момент. В устье реки Танг мы остановились, причалив под высокими обрывами северного берега, тогда как войска встали лагерем на старом торонто[249] на южном берегу. Там было полно погребальных помостов сиу, по большей части сломанных и заброшенных, но имелось и несколько совсем новых, и солдаты почитали за первоклассный спорт разносить их в куски. Прознав, я заметил Терри, что это плохая забава – прежде всего, скауты из арикара и кроу будут очень не довольны, – и тот распорядился прекратить. Если вас удивляет, какое Флэши до этого дело, скажу: мне достаточно долго и много пришлось повоевать, чтобы усвоить железное правило, пусть, может, и глупое на вид – никогда не шути с местными богами. Это не проходит даром.