Марк видел, что картина значительно лучше всего написанного Бурей раньше: при всей своей незатейливости она вызывала такое сильное чувство, что перехватывало горло. Его поразила талантливость этой работы.
Изумительно, как Буря изобразила реальность, сделав ее прекрасной, сумела передать суть и вложить в нее очень важный смысл.
Марк думал о том, что неподготовленный глаз способен разглядеть талант в любой области: человек, никогда не видевший шпагу, по первым же движениям узнает мастера-фехтовальщика; и вот сейчас Марк, не разбирающийся в живописи, дивился открывшейся красоте.
За ним щелкнул замок, и он повернулся к дверям.
Она оказалась в мастерской раньше, чем увидела его. Внезапно Буря остановилась, и выражение ее лица изменилось. Все тело напряглось, дыхание звучало затрудненно.
— Что вы здесь делаете?
Марк не знал, что ответить, но его еще не отпустило настроение картины.
— Думаю, когда-нибудь вы станете большим художником.
Неожиданный комплимент и его очевидная искренность застали девушку врасплох, и она перевела взгляд на картину. Вся враждебность, все высокомерие куда-то исчезли.
Неожиданно перед ним очутилась совсем юная девушка с мешковатом халате, выпачканном красками, разрумянившаяся от удовольствия.
Он никогда не видел ее такой — безыскусственной, открытой, уязвимой. Как будто на мгновение Буря открыла перед ним тайные глубины души, то место, где держала свои истинные ценности.
— Спасибо, Марк, — негромко сказала она и перестала быть блестящей бабочкой, избалованной и легкомысленной богачкой, обернувшись человеком содержательным и душевным.
Ее чувства были так очевидны, что он едва не поддался искушению обнять ее и прижать к себе, и она неуверенно отступила на шаг, как будто разгадала его намерение.
— Однако так легко вы не отделаетесь. — Тайник был торопливо скрыт за занавесом, и голос зазвучал по-старому. — Это моя личная комната, даже папа не смеет приходить сюда без моего разрешения.
Перемена была поразительная. Как будто замечательная актриса вошла в знакомый образ; Буря даже топнула; это переполнило чашу его терпения.
— Больше это не повторится, — резко заверил он и направился к двери, пройдя совсем рядом с ней. Он так рассердился, что чувствовал, как дрожит.
— Марк! — повелительно остановила его Буря, но он лишь ценой большого усилия остановился и обернулся к ней; все его тело было напряжено, губы побледнели и застыли от гнева. — Отец спрашивает у меня разрешения приходить сюда, — сказала она и улыбнулась слегка дрожащей, но совершенно очаровательной улыбкой. — Почему бы вам не поступать так же?