— Твой брат, Альтуда, шлет тебе свое сердце. Он говорит, что ты по-прежнему его тигровая орхидея.
Сакина остановилась так внезапно, что Аболи едва не наткнулся на нее. Она казалась испуганной колибри, застывшей над сладким цветком. А когда пошевелилась, Аболи увидел, что она дрожит.
— Ты видел моего брата? — спросила она, не поворачиваясь и не глядя на него.
— Я никогда не видел его лица, но мы разговаривали через дверь его камеры. Он рассказал, что твою мать звали Ашрет и что нефритовую брошь, которую ты носишь, твой отец подарил твоей матери в день твоего рождения. Он сказал, что, если я скажу тебе все это, ты поймешь, что я друг.
— Если он верил тебе, я тоже верю. Я тоже буду твоим другом, Аболи, — прошептала она.
— А я твоим, — негромко ответил Аболи.
— Расскажи мне, как Альтуда? Здоров ли он? — взмолилась она. — Как с ним обращаются? Его отдавали Неторопливому Джону?
— Альтуда удивлен. Его еще не приговорили. Он четыре долгих месяца провел в темнице, и ему не причиняли боли.
— Благодарю Аллаха! — Сакина повернулась и улыбнулась ему, ее лицо было прекрасно, как тигровая орхидея, с которой сравнил ее брат. — Я имею некоторое влияние на губернатора Клейнханса. И уговорила его отложить суд над братом. Но теперь он уходит, и я не знаю, что решит новый губернатор. Мой бедный Альтуда, такой молодой и смелый. Если его отдадут Неторопливому Джону, мое сердце умрет вместе с ним, так же медленно и в муках.
— Там человек, которого я люблю, как ты любишь брата, — негромко сказал Аболи. — Они в одной темнице.
— Я думаю, что знаю, о ком ты говоришь. Не его ли я видела в тот день, когда вас высадили на берег и в цепях провели по площади? Он прям и строен, как молодой принц?
— Да, это он. Как и твой брат, он заслужил свободу.
Сакина снова остановилась, но потом поплыла дальше.
— О чем ты говоришь, Аболи, друг мой?
— Мы с тобой заодно. Мы сможем их освободить.
— Возможно ли это? — прошептала она.
— Альтуда один раз уже освободился. Разорвал оковы и улетел, как сокол. — Аболи взглянул на голубое африканское небо. — С нашей помощью он снова получит свободу, и с ним Гандвейн.
Они пришли в конюшню, и Фредрикус встал с сиденья кареты. Он посмотрел на Аболи и презрительно скривил губы, демонстрируя желтые от табака зубы.
— Как можно доверить черной обезьяне мою карету и шесть моих голубушек? — произнес он в пустоту.
— Фредрикус — враг. Не верь ему. — Это предупреждение Сакина произнесла, едва шевеля губами. — Не верь никому в этом доме, пока мы не поговорим снова.