В заливе стоял английский корабль из Восточной Индии, его капитан был давним верным другом Тома. Они вели дела уже двадцать лет. Том пригласил его на обед, на котором взял с него клятву хранить тайну и рассказал о своих планах покинуть Добрую Надежду. Потом продал ему все содержимое своего склада в Хай-Уэлде за часть настоящей цены. В ответ капитан пообещал не вступать во владение до тех пор, пока корабли Кортни не покинут залив. Деньги он обещал внести на счет ТКБК в банке Коттса на Пиккадилли сразу по возвращении в Лондон.

Земля и здания Хай-Уэлда приносили ВОК постоянную ежегодную ренту. Минхеер ван де Вельде, другой процветающий бюргер колонии, многие годы назойливо упрашивал Тома и Дориана продать ему поместье.

После полуночи братья, одетые в черное, с лицами, закрытыми полями шляп и высокими воротниками плащей, подъехали к его поместью на берегах Черной реки и постучали в ставни спальни ван де Вельде. После первоначальной тревоги, гневных криков и угроз хозяин вышел в ночной рубашке, размахивая заряженным коротким ружьем. Он фонарем осветил их лица.

– Во имя собаки, это вы! – воскликнул он и провел их в свою бухгалтерию. Когда первые лучи рассвета озарили небо и голуби заворковали на дубах у окон, они договорились и пожали друг другу руки. Том и Дориан подписали документ о продаже Хай-Уэлда, и ван де Вельде, торжествующе улыбаясь, передал им кредитное неотменяемое письмо в адрес банка Батавии за сумму вполовину меньше той, что готов был отдать несколько месяцев назад.

В вечер намеченного отплытия, когда солнце зашло, стемнело и со стен крепости их невозможно было увидеть, Мансур с небольшим отрядом поплыл к стоящим на якоре кораблям. На борту каждого Кайзер разместил по шесть солдат-готтентотов во главе с капралом. Проведя пять дней на кораблях, раскачивающихся под крепким юго-восточным ветром, те солдаты, что не лежали в морской болезни, страдали от скуки и совсем не интересовались своим делом. Вдобавок они видели огни таверн на берегу, а через пространство темной, продуваемой ветром воды к ним доносились обрывки песен и пьяных свар.

Прибытие Мансура внесло приятное разнообразие, и солдаты столпились у борта, обмениваясь с гребцами шутками и дружескими оскорблениями. Мансур был любимцем готтентотской общины колонии. Его прозвали Шпехт – Дятел – за яркие волосы на голове.

– Тебе нельзя подниматься на борт, Шпехт, – строго сказал капрал. – Приказ полковника Кайзера. Никаких посетителей.

– Не волнуйся, я не собираюсь подниматься на борт. Не хотел бы, чтобы меня видели в обществе таких головорезов! – крикнул в ответ Мансур.