– Высочайший из высоких, я действительно впал в грех гордости.

Кадем в знак раскаяния вытер лицо открытыми ладонями, как бы смывая грех.

– Ты поверил, что без божественного вмешательства один сможешь доставить грешника на суд. Это тщеславие и глупость.

Обвинение гремело в голове так громко, что Кадему показалось, будто у него лопнут барабанные перепонки. Но он стоически перенес боль.

– О милосердный, мне казалось, что ни один смертный не откажется от трона. – Кадем простерся перед огнем и ангелом. – Скажи, что мне сделать, чтобы загладить высокомерие и глупость. Приказывай, о высочайший из высоких.

Ответа не было. Кадем слышал только грохот прибоя на скалах внизу и крики чаек над головой.

– Говори со мной, святой Джабраил, – умолял Кадем. – Не покидай меня сейчас, после стольких лет, когда я исполнял твои повеления.

Он извлек из-за пояса кинжал. Это было великолепное оружие. Клинок дамасской стали, рукоять из рога носорога покрыта филигранью из чистого золота. Кадем прижал кончик кинжала к подушечке большого пальца, потекла кровь.

– Аллах! Аллах! – воскликнул он. – Заклинаю тебя этой кровью: пошли мне указание.

И только сейчас сквозь боль он расслышал голос, но другой, не громовой голос Джабраила, а мягкий и мелодичный, размеренный. Кадем знал, что это голос самого пророка, ужасающий в своей простоте. Он задрожал и стал слушать.

– Счастлив ты, Кадем ибн-Абубакер, – сказал пророк, – ибо я услышал твою исповедь и меня тронул твой плач. Я дам тебе еще одну возможность спастись.

Кадем бросился лицом вниз на землю, не смея отвечать этому голосу. Голос снова зазвучал:

– Кадем ибн-Абубакер, ты должен омыть свои руки в крови сердца убийцы твоего отца, предателя и еретика, грешника и кровосмесителя аль-Салила.

Кадем забился головой о песок, плача от радости и проявленного пророком милосердия. Потом сел и вытянул руки с растопыренными пальцами. Кровь из нанесенной им самим раны продолжала капать.

– Бог велик, – прошептал он. – Яви мне знак своей милости, умоляю тебя. – Он вытянул руку и поднес ее к языку пламени. Пламя охватило руку. – Аллах! – распевал Кадем. – Единственный!

В огне поток крови иссяк и высох. Рана чудотворно закрылась, как рот морского анемона. Плоть исцелилась прямо на глазах.

Кадем извлек руку из огня, по-прежнему прославляя Господа, и поднял ее над головой. От раны не осталось и следа. Ни красноты, ни волдырей. Кожа гладкая и безупречная. Тот знак, о котором он просил.

– Аллах велик! – воскликнул он. – Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммад пророк его!

* * *

Поужинав со всей семьей, Дориан и Ясмини удалились. Ясмини сначала обняла Сару, потом своего сына Мансура. Она поцеловала его в глаза и погладила волосы, которые в свете костра блестели, как расплавленная медь.