– Есть еще один человек, которого глубоко затрагивает мое решение. – Он взял за руку Ясмини. – Принцесса Ясмини все эти годы была моим товарищем и женой. Давным-давно я дал ей клятву, клятву на крови. – Он повернулся к ней. – Ты помнишь мой брачный обет?

– Помню, господин мой муж, – негромко ответила она, – но я думала, что ты мог забыть.

– Я дал тебе две клятвы. Первая: хотя закон и пророки дозволяют это, у меня не будет других жен, кроме тебя. Я сдержал эту клятву.

Ясмини не могла говорить, она только кивнула, и от этого движения слеза сорвалась с ее ресниц и упала на шелк, покрывающий ее грудь, оставив мокрое пятно.

– В тот день я дал и вторую клятву: не причинять тебе боли, если в моих силах предотвратить ее.

Ясмини снова кивнула.

– Да будет известно всем присутствующим, что если бы я принял приглашение шейхов Омана воссесть на Слоновый трон, это причинило бы принцессе Ясмини боль страшней самой смерти.

Звонкость повисшей тишины была подобна весеннему грому. Дориан встал и раскинул руки.

– Вот мой ответ. Да услышит Господь мои слова. Да станут святые пророки ислама свидетелями моей клятвы.

Том поразился преображению младшего брата. Теперь это был поистине король. Но следующие слова Дориана разрушили все иллюзии.

– Передай, что моя любовь и восхищение по-прежнему с ними, как в битве под Маскатом и во все последующие дни. Тем не менее бремя, которое они хотят возложить на меня, слишком тяжело для моего сердца и моих плеч. Они должны найти другого человека для Слонового трона. Я не могу принять халифат, не нарушив при этом клятву принцессе Ясмини.

Мансур невольно вскрикнул в отчаянии. Он вскочил и убежал в темноту. Том встал и побежал бы за ним, но Дориан схватил его за руку и остановил.

– Пусть идет, брат. Разочарование его велико, но оно пройдет.

Он снова сел и с улыбкой повернулся к Ясмини. На ее прекрасном лице было восхищение.

– Я сдержал свою клятву тебе, – сказал Дориан.

– Мой господин! – прошептала она. – Сердце мое!

Кадем встал, лицо его было бесстрастно.

Он низко поклонился Дориану.

– Как прикажет мой принц, – негромко сказал он. – Я не могу называть тебя великим. Это печалит мое сердце, но путь будет так. Воля Господа свершилась.

И он ушел в темноту, в сторону, противоположную той, куда побежал Мансур.