Внутренности сэра Гая жгло как кислотой. Он вспоминал тело Верити, белое и совершенное. Воображение отказывалось ему подчиняться. Оно рисовало ему грязные, непристойные картины с участием Верити и Мансура, и он не мог закрыть для них свое сознание. Он содрогался от отвращения и противоестественного возбуждения, от эрекции, тисками сжавшей его пах. «Когда я схвачу ее, буду бить, пока белая кожа не начнет клочьями свисать с тела, – пообещал он себе. – А что до свиньи, которая развратила ее, его я заставлю молить о смерти».

Воображение у него было такое живое, что он побоялся, как бы окружающие не увидели то, что он себе представил. Больше он выдержать не мог.

Заян аль-Дин взглянул на пашу Котса.

– Вы хотите что-нибудь спросить у пленника?

– Если ваше величество великодушно разрешит.

Котс поклонился. Первые вопросы, которые он задал Омару, были вопросами военного. Он спросил, сколько моряков на борту всех трех кораблей, сколько человек в форте, верны ли они и насколько готовы к бою. Он расспрашивал о вооружении, о размещении крепостных орудий и полевых пушек, захваченных на «Арктуре». Сколько пороха в погребах аль-Салила? Сколько у него мушкетов?

Потом характер его вопросов изменился.

– Человек, которого называют Клиб, Сокол, а у ференги его имя Том – ты его знаешь?

– Да, я хорошо его знаю, – ответил Омар.

– У него есть сын.

– Его я тоже знаю. Мы зовем его Сомойя, потому что он подобен урагану, – сказал Омар.

– Где он? – спросил Котс с каменным лицом, хотя под этой маской ярко пылал гнев.

– Я слышал в форте, что он отправился в путешествие внутрь страны.

– Он отправился на охоту за слоновой костью? – спросил Котс.

– Говорят, Сомойя могучий охотник. У него в форте большой запас слоновой кости.

– Ты видел эту кость собственными глазами?

– Я видел пять просторных складов, до самой крыши заполненных этим изобилием.

Котс довольно кивнул.

– Это все, что я хотел узнать сейчас, но потом у меня будут еще вопросы.

Кадем взглянул на дядю: