– Конечно.

– Должно быть, в своей стране ты большой человек. Что от тебя нужно было калифу?

– Он хотел знать мое мнение и получить совет в очень важных и тайных делах.

Она возбужденно поерзала на его голых коленях и захихикала, почувствовав, как он напрягся и отвердел под ней. Встав на колени, она завела руки назад и взялась за свои ягодицы. Развела их пошире и опустилась на него.

– Я люблю тайны, – прошептала она и сунула розовый язычок глубоко ему в ухо.

Назин провела с Питером еще пять ночей, и когда они не были заняты, то разговаривали, вернее, Питер говорил, а Назин слушала.

На пятое утро, придя за девушкой еще в темноте, визирь пообещал Питеру:

– Она снова придет вечером.

Потом отвел ее к боковому выходу из дворца, где старик из племени саар терпеливо ждал возле столь же древнего верблюда. Визирь закутал Назин в темный плащ из верблюжьей шерсти и усадил в старое седло.

Городские ворота с восходом солнца открылись, и сквозь них хлынули жители пустыни: одни приходили в город продавать свои товары, другие возвращались в обширную дикую пустыню. Это были пилигримы и мелкие чиновники, купцы и путники. Среди уходящих были и два всадника на старом верблюде. Ничто в них не способно было привлечь внимание или вызвать зависть. Назин казалась внучкой старика. Под мешковатым плащом, скрывавшим все тело и голову, трудно было определить ее пол. Они направились к пальмовым рощам, и никто из стражников у ворот даже не взглянул на них.

Незадолго до полудня путники заметили на голом утесе козопаса. Под ним среди камней разбредалось стадо из десятка пестрых коз; они жевали высохший соляной куст. Сам он наигрывал на тростниковой флейте печальную мелодию. Старик остановил верблюда и стал тыкать его в шею бодилом, пока верблюд протестующе не вздохнул и не опустился на колени. Назин соскользнула с его спины и легко побежала по камням, отбросив капюшон плаща.

Подбежав к козопасу, она простерлась перед ним и поцеловала край его одеяния.

– Великий шейх бин-Шибам, отец всего моего племени, пусть Аллах усладит каждый день твоей жизни ароматом цветов жасмина.

– Назин! Сядь, дитя. Даже в этой пустыне за нами могут наблюдать.

– Господин, мне нужно многое рассказать, – выпалила Назин. Глаза ее возбужденно сверкали. – Заян отправляет не меньше пятнадцати боевых дау!

– Назин, переведи дух и рассказывай медленно, но ничего не упускай, ни слова из того, что сказал тебе ференги Питерс.

Она говорила, а лицо бин-Шибама становилось все более озабоченным. Маленькая Назин обладала прекрасной памятью и сумела вытянуть из Питерса даже самые несущественные подробности. И теперь без всяких усилий называла количество людей и имена капитанов, чьи корабли понесут этих людей на юг. Она назвала точную дату отплытия и какова будет в это время высота прилива; назвала дату, в которую Заян рассчитывал прибыть в залив Рождества. Когда она умолкла, солнце уже начало клониться к закату. Но у бин-Шибама нашелся еще по меньшей мере один вопрос: