– Выпейте это, – велела она помощнику. – Лекарство снимет боль в животе и вылечит понос.

Ближе к концу дня она повторила дозу. Стюарду из кают-компании пришлось помочь доктору поднять голову больного и влить лекарство ему в рот.

Через час она послала за Сент-Джоном, но вернувшийся стюард лишь развел руками.

– Капитан приносит свои извинения – в данный момент управление кораблем требует его полного внимания.

Робин сама поднялась на палубу. Мунго Сент-Джон стоял у наветренного борта с секстантом в руке и ждал, когда сквозь разрыв в облаках покажется солнце.

– Типпу умирает.

– Хоть что-то интересное сегодня увижу, – усмехнулся Мунго, не отрывая глаз от окуляра.

– Теперь я точно знаю, что вы чудовище, не знающее человеческих чувств! – яростно прошипела Робин, и в этот миг на палубу упал долгожданный солнечный луч.

– Следи за хронометром! – крикнул Мунго старшине-сигнальщику. Он повернул прибор так, чтобы отражение солнца зеленым резиновым мячиком запрыгало на темной линии горизонта. – Отмечай! Отлично, – удовлетворенно пробормотал он.

Мунго просчитал высоту солнца и сообщил сигнальщику, чтобы тот занес данные на грифельную доску. Только после этого капитан повернулся к Робин:

– Думаю, вы преувеличиваете серьезность недомогания Типпу.

– Посмотрите сами.

– Это я и собираюсь сделать.

Пригнувшись, Мунго вошел в каюту помощника и замер. Насмешливая улыбка слетела с его лица.

– Как поживаешь, дружище? – тихо спросил он, положив руку на лоб больного, усеянный крупными каплями пота.

Робин впервые слышала, чтобы он так обращался к Типпу. Тот повернул к капитану голову, похожую на желтое пушечное ядро, и с усилием выдавил из себя жалкую улыбку. Робин почувствовала укол совести.

Великан попытался приподняться, но тут же с хриплым стоном схватился за живот и согнул колени от боли. Его тело сотряс новый приступ судорожной рвоты.

Мунго схватил ведро и подставил его, придерживая помощника за плечи, но Типпу исторг лишь небольшой сгусток крови и коричневой желчи. Тяжело дыша и обливаясь потом, он откинулся на койку, закатив глаза так, что виднелись одни белки.

Капитан долго стоял, заботливо склонившись над койкой и слегка покачиваясь в такт корабельной качке. Он нахмурился в тяжком раздумье, взгляд его стал отрешенным. Робин понимала, как нелегко ему принять решение. Помочь другу означало лишиться корабля, а возможно, и свободы: заходить в британский порт с рабами в трюме было чрезвычайно рискованно.

Как ни странно, сейчас, когда она увидела Мунго с другой, совсем непривычной стороны, симпатия к нему нахлынула с новой силой. Робин кляла себя за то, что играла на его самых глубоких чувствах, вдобавок мучая больного, растянувшегося на узкой койке.