Из-за мыса, преграждавшего вход в Столовую бухту, выходил корабль Ост-Индской компании с прямой парусной оснасткой. Он представлял собой зрелище не менее роскошное, чем сам «Гурон». Паруса громоздились до небес, корпус сверкал на солнце снежной белизной и цветом бургундского вина. Суда разошлись на расстоянии двух кабельтовых – капитаны с профессиональным интересом оглядели друг друга и обменялись положенными приветствиями.

Робин стояла у борта и вглядывалась в берег. Приближение прекрасного корабля она едва заметила, взгляд ее был прикован к горе с плоской вершиной. Помощь так близка! Столько друзей рядом – британский губернатор, Капская эскадра. Если бы они только знали, что дочь великого путешественника находится в плену на борту невольничьего корабля!

Ход ее мыслей внезапно прервался. В последнее время Робин замечала малейшее движение Мунго Сент-Джона, любое изменение его настроения. Он повернулся спиной к исчезавшему за кормой высокому паруснику и напряженно вглядывался в горизонт по левому борту. Лицо капитана сосредоточенно застыло, тело напряглось, побелевшие пальцы крепко сжимали подзорную трубу.

Робин проследила за его взглядом и впервые заметила над самым горизонтом крошечное белое пятнышко. Оно не расплывалось, как белые гребешки волн, а висело неподвижно, хорошо заметное на ярком солнце. Форма пятна еле заметно менялась, и Робин на миг показалось, что позади него тянется по ветру тонкая черная полоска.

– Господин помощник, что вы скажете об этом парусе?

В голосе Мунго Сент-Джона слышалась озабоченность, даже тревога. Сердце Робин подпрыгнуло в груди. Вспыхнувшая в душе надежда смешивалась со стыдом за предательство.

Клинтон Кодрингтон отчаянно спешил на юг вдоль восточного побережья: напряжение не отпускало его ни на минуту, ни днем ни ночью, надежда и отчаяние поочередно овладевали его душой. Малейшая перемена ветра то пугала, то воодушевляла его, потому что могла ускорить или замедлить бег высокого клипера. Штиль ненадолго окрылил капитана, а когда задул устойчивый юго-восточный ветер, Кодрингтон совсем пал духом.

В последние дни Клинтона терзала еще одна тревога. В долгой тысячемильной гонке он чересчур расточительно сжигал уголь. На палубу поднялся невысокий рыжеволосый механик-шотландец. Смазка и угольная пыль так въелись в его кожу, что казалось, будто он страдает ужасной неизлечимой болезнью.

– Кочегары скребут лопатами по дну бункеров, – мрачно усмехаясь, сообщил он. – Я предупреждал вас, сэр, что если мы хотим…

– Если нужно, жгите судовую мебель! – рявкнул Клинтон. – Можете начать с моей койки, она мне не понадобится.