Но постепенно, по мере того как Ланжеак рассказывал о случившемся, страшная правда начала проникать в сознание девушки. Курьер утверждал, что Моро был убит на месте. Из соображений милосердия вероятность была обращена в уверенность. Д’Антрег предположил, а регент согласился, что так мадемуазель де Керкадью будет меньше страдать, не терзая себя предположениями, что он уцелел в схватке лишь для того, чтобы погибнуть под ножом гильотины.

– Узнаю его, – тихо произнесла Алина, когда Ланжеак закончил рассказ. – Он пожертвовал собой, чтобы спасти другого. Такова вся его жизнь.

Но слез по-прежнему не было. Они пришли позже, когда Алина и госпожа Плугастель, обнявшись, искали друг в друге силы, чтобы вынести это общее горе.

Графиня узнала новость от мужа. Не ведая о родстве, которое связывало жену с Андре-Луи, граф сообщил чудовищную весть, не озаботившись тем, чтобы как-то смягчить ее.

– Этот хвастливый дурак де Бац снова сел в лужу, как мы и предполагали. И его провал стоил нам нескольких человек. Но нет худа без добра. Теперь Алина де Керкадью избавлена от нелепого мезальянса, поскольку Моро убит.

Не получив ответа, господин де Плугастель повернулся к жене и обнаружил, что она потеряла сознание. Изумленный и негодующий, он долго стоял над супругой в хмурой задумчивости, прежде чем предпринял попытку вызвать помощь.

Когда госпожа де Плугастель наконец пришла в себя, граф раздраженно потребовал объяснений. Графиня прибегла к тому единственному, которое могла предложить. Она сказала, что знала Андре-Луи с детства и сопереживает горю Алины, чье сердце будет разбито этим ужасным известием. После этого она отправилась к мадемуазель де Керкадью – то ли предложить поддержку, то ли искать ее. Сеньор де Гаврийяк, сам сраженный горем, тщетно пытался успокоить обеих рыдавших дам.

Месье удалился из гостиницы в еще более мрачном настроении, чем пришел. Вероятно, его состояние можно объяснить первыми словами, которые он произнес, когда они с д’Антрегом вышли на яркое солнце и зашагали в направлении шале.

– Похоже, она питала к этому проходимцу очень глубокую привязанность.

Элегантный, как всегда, д’Антрег едва подавил улыбку.

– Если вдуматься, то, возможно, и неплохо, что господин Моро убрался с дороги.

– А? Что? – Регент удивленно застыл на месте. Что это было – слова графа или эхо его собственных мыслей?

Отношение господина д’Антрега к парижскому происшествию полностью совпадало с точкой зрения господина де Плугастеля.

– Если бы этот тип выжил, все могло бы окончиться злополучным мезальянсом.