— Сколько времени вы ее там держите?

— Точно не помню. Пожалуй, около трёх лет.

— Проводите нас к ней.

Дон Фабио ничего не ответил. Ему и самому была не по душе роль тюремщика, и, если кто-то решил с этим покончить, то он был только рад.

— Следуйте за мной, — произнёс он.

Отряд последовал за ним. Спустившись вниз по винтовой лестнице башни, они оказались в оружейном дворе, затем прошли мимо спящего стражника и очутились перед маленькой дверью. Управляющий приказал офицеру зажечь восковую свечу и открыть дверь. Из подземелья ударил в нос запах сена. В первой камере, как и сказал управляющий, громоздились тюки соломы и сена.

В глубине они увидели ещё одну дверь, сквозь щели просачивался слабый свет. Стражник со свечой вошёл внутрь, и пламя осветило камеру. Марти и Эудальд приникли к решетке, преграждающей вход. В глубине камеры на скамье зашевелился какой-то свёрток. Человек был одет в грубый мешок с дырками для головы и рук, перехваченный на талии куском веревки. Женщина — а это была именно женщина — поднялась на ноги, отбросив с лица космы спутанных волос. Марти, с трудом узнав в этом несчастном создании свою бывшую рабыню, зашатался и схватился за стену, чтобы не упасть.

— Откройте дверь!

Дону Эудальду не потребовалось повторять дважды.

Офицер снял с крюка увесистый ключ и, вставив его в замочную скважину, повернул. Дверь заскрипела ржавыми петлями и стала медленно отворяться. Резким пинком Эудальд распахнул ее настежь. Ворвавшись в камеру, Марти едва успел подхватить Аишу, потерявшую сознание у него на руках. Сев на жесткое ложе, он схватил кружку с водой, которую поднес один из стражников.

— Что они с тобой сделали? — в ужасе воскликнул Марти.

Аиша ничего не ответила. Услышав его голос, она подняла голову, устремив на него две пустые ямы, где прежде сияли ее черные глаза. Затем медленно, словно во сне, ее руки коснулись его лица, а губы озарились слабой улыбкой. Марти словно пронзила молния.

— Говори же, ради Бога! — воскликнул он.

Губы Аиши приоткрылись, из ее рта вырвался хрип.

Даже привычный к людским страданиям Эудальд Льобет, не смог сдержать негодующего возгласа: несчастную девушку не только ослепили, ей еще и отрезали язык.

Часть пятая

Часть пятая

Деньги и честь