— Не забывайте, мы втянули в это более шести тысяч человек, и если вернемся домой ни с чем, это станет катастрофой. Кавалерия могла бы нам пригодиться на открытой местности, но для долгой осады сил у меня достаточно.

— Не думаю, что это разумное решение. Вам нечего делать в Мурсии, это слишком отдаленная тайфа, чтобы держать ее в повиновении. Если они откажутся платить дань, когда мы снимем осаду, мы ничего не сможем поделать. Уже через год они смогут призвать на помощь союзников и даже альморавидов из Африки, при таком раскладе пытаться их покорить было бы чистым безрассудством.

— Но я не могу вернуться в Барселону, не получив никакой прибыли от этой авантюры. Это вконец опустошит казну и разорит графство.

— А кто сказал, что вы не сможете получить прибыль от этой авантюры? — прищурилась Альмодис.

— Если я не возьму город, то не вижу, каким образом это сделать.

— У вас есть заложник: воспользуйтесь этим.

— Но он — сын короля Севильи, а его войско уже в пути.

— Договор есть договор, а он включает в себя множество условий. Скажем, они выступили в поход, но до места назначения так и не добрались. Они получили срок в двадцать дней, однако в него не уложились. Но учитывая, что у нас в Барселоне остался сын Аль-Мутамида, дальность расстояния из недостатка становится преимуществом. Король Севильи уж постарается собрать выкуп и освободить сына.

— Но у него тоже находится в заложниках — Марсаль де Сан-Жауме, — напомнил граф.

— На это я и рассчитываю. Насколько мне известно, Абенамар — заядлый шахматист?

— И что из этого?

— Вы сможете выиграть эту партию, обменяв пешку на ладью.

Жребий был брошен. После долгих совещаний с капитанами, сенешалем Гуалбертом Аматом, судьей Понсом Бонфилем и казначеем Бернатом Монкузи граф наконец решил последовать совету жены, чтобы спасти свою честь после неудачного похода и хотя бы не потерять денег.

Встреча с Абенамаром была назначена на вечер следующего дня.

Мавр предстал перед Рамоном, одетый столь безупречно, как если бы находился в одном из роскошных испанских алькасаров. Рядом с изможденными капитанами каталонского войска он казался словно сошедшим с алтарной фрески.

На этот раз никто не стал тратить время на высокопарный обмен любезностями; напротив, Рамон стремился занять перед блистательным гостем жесткую позицию оскорбленного монарха, чьё доверие было бессовестно обмануто, и теперь, видя, что сила на его стороне, не собирался давать мавру спуска.

— Ну что ж, друг мой, я понимаю, что ваш король не властен над силами природы, как, впрочем, и я сам. Тем не менее, я проявил себя разумным правителем, заслуживающим доверия, в то время как ваш король положился на волю случая.