Вести дело должны были судьи Понс Бонфий-и-Марш, Фредерик Фортуни-и-Каратала и Эусебий Видиэйя-и-Монклюз. Главный нотариус Гийем де Вальберибес и вегер Ольдерих де Пельисер отвечали за организацию заседания, которое будет продолжаться несколько дней. Желающих попасть туда нашлось множество. Несмотря на то, что крестьянам, матросам, и ремесленникам хода в ратушу не было, количество граждан, желающих принять участие в деле, да и просто любопытных, перешло все мыслимые границы. Ряды, предназначенные для дворянства и духовенства, тоже были переполнены.
Сначала слушание решили устроить в зале графского дворца, но затем, из-за слишком большого количества зрителей, перенесли в ратушу, где могло разместиться более трехсот человек, рассадить их собирались строго по рангу. В глубине зала установили троны для графа и графини, перед ними — трибуну для судей и два небольших возвышения, предназначенные для участников тяжбы, а также столы для предъявляемых ими документов и улик. Трибуны для зрителей установили веером: левый сектор предназначался для дворян, правый — для горожан, а средний — для духовенства. День и ночь в зале трудились бригады плотников, сколачивая помосты и трибуны, драпировщиков и обойщиков, им приказали подготовить зал в кратчайшие сроки.
За последние дни Марти приобрел привычку почти каждый вечер навещать Эудальда, обсуждать с ним подробности своих обвинений, чтобы нащупать слабые места врага. До поздней ночи на втором этаже, в комнате священника, горел свет. Эудальд давал советы, какую позицию следует занять перед судьями, которые, разумеется, будут на стороне всесильного советника.
— Помните, если вы вызовите меня как свидетеля, я не смогу рассказать о том, в чем Монкузи признался мне на исповеди, — предупредил священник.
— Я должен буду защищаться сам или имею право воспользоваться услугами адвоката? — спросил Марти.
— Подниматься на трибуну имеете право лишь вы и он. Однако никто не может помешать адвокату находиться в зале и при необходимости давать советы.
В голове Марти роилось множество мыслей, в которых он тщетно пытался навести порядок, поскольку обвинения следовало выдвигать одно за другим, а сначала ему еще придется отвечать на вопросы, заданные противником, который, разумеется, сделает все, чтобы сбить его с толку.
Стояла уже глубокая ночь, когда он наконец покинул Пиа-Альмонию, чтобы вернуться домой и продолжить размышления за своим столом, в тысячный раз прокручивая в голове возможные последствия произошедших за последние дни событий, и в конце концов пришел к выводу, что эта проблема являет собой настоящую многоголовую гидру, у которой на месте срубленных голов тут же вырастает новая. Уже на рассвете он направился в спальню, чтобы подремать хотя бы несколько минут. Проходя мимо опустевшей комнаты Руфи, он вновь подумал о печальной судьбе, разлучившей его с женщиной, возможно она находится совсем близко, но остается недостижимой мечтой. В очередной раз он дал зарок, что как только покончит с этим делом, немедленно займется ее поисками.