Перед тем как отвести своего пленного, Ангелочек остановился на пороге и, обернувшись, сказал грубо, с насмешкой:

– Если граф не чувствует охоты лечь сейчас, то я вернусь, когда отведу старика в клетку, и сообщу вам маленькое известие, которое принесет графу сладкие сновидения.

– Заснуть после твоих слов! О, это блаженство, которого я всегда буду с нетерпением ожидать, – возразил Пьер, неизбывная веселость которого приводила Ангелочка в отчаяние, ведь разбойник ничем не мог запугать его.

«Что негодяй может сообщить мне?» – думал молодой человек во время краткого отсутствия тюремщика.

– Посмотрим, высокородный Ангелочек, я слушаю твой мелодичный голосок.

– Знаете ли вы, граф, сколько времени я имею необыкновенное счастье сторожить вас? – спросил шутник-оборванец.

– Одиннадцать месяцев.

– Да, одиннадцать месяцев промелькнули, подобно молнии, с того дня как господин сделал мне честь посулить свой побег.

– Опять обещаю тебе.

– Это обещание я сам ежеминутно твержу товарищам, которые со мной бодрствуют над… спокойствием графа.

– А! Вы всегда на карауле?

– Мы смотрим на ваше сиятельство, как на стреляного воробья, и потому, не считая вашего нижайшего слугу, надо будет задушить вес маленький караул, прежде чем выйти отсюда.

– Вы единственно для того пришли, чтоб сказать мне об этом?

– О, нет! Только мне показалось, что ваше сиятельство изволили быть постоянно и так глубоко поглощены своим желанием втихомолку избавиться от нашей нежности, что я подумал, будто вы совершенно забыли, отчего мы держим вас зарытым здесь… как драгоценный камень.

– Твой плут господин требует, чтоб я назвал ему имя женщины.

– Отлично! Я в восторге, что ваша память сохранила исключительную остроту.

– Какой интерес побуждает Точильщика узнать это имя? С тех пор как я отказался открыть его, можно было бы догадаться выпустить меня.

– А! Вот в этом-то и недоразумение, – сказал Ангелочек, тяжело вздохнув.

– Какое недоразумение?

– У вас в голове засела одна мысль: не говорить… между тем как Точильщик воображает, что вы похожи на жеманных женщин… которые только и думают, как бы поддаться… но все-таки хотят, чтоб их заставили. Не знаю, ясно ли я говорю? – спросил тюремщик с притворной скромностью.