И, остановив свой мрачный взгляд на молодых людях, присутствовавших при этой сцене, он повторил:

– Вы… и ваши!..

Затем он вышел, унося в сердце смертельную ненависть к презиравшему его человеку, перед которым выказал всю низость своего характера.

XV

XV

Как только Фуше покинул комнату, Монтескью обратился к друзьям:

– Вы слышали, что нам даются четыре часа. Позаботьтесь же о своей безопасности. Ступайте, господа, вы свободны, мы свидимся при более благоприятных обстоятельствах.

Получив прощальное наставление от своего вождя, молодые люди поклонились и молча вышли.

Спустившись вниз, Бералек направился к своей лошади, привязанной к ставням дома, рядом с лошадью Кожоля.

– Нет, друг, оставь здесь этих дрянных кляч. Я все предвидел, ступай за мной, – сказал Пьер прерывающимся голосом, говорившем о потрясении тяжелом, даже для человека, обыкновенно столь мужественного и беззаботного.

Как бы ни был страшен удар, разрушивший их политические надежды, Ивон слишком хорошо знал характер своего друга, чтоб подумать, будто эта невзгода так сильно поразила его. Не желая расспрашивать, он мысленно задавал себе вопрос: в какую новую драму мог быть вовлечен Кожоль в эти несколько часов, пока Ивон и аббат предполагали, что он ищет сокровища.

Они прошли в глубоком молчании мимо толпы дозорных. Граф шел впереди, в лихорадочном возбуждении, мрачный и дрожащий. Шагая все время прямо, он старался взглядом пронзить густой мрак квартала, лишенного света фонарей.

– Только бы Сен-Режан понял меня! – говорил он себе.

Наконец в ста шагах его глаз различил группу людей, выделявшуюся на темном фоне ночи.

– Это он! – прошептал Кожоль.

На углу заставы Буле их ждал Сен-Режан, держа под уздцы двух отличных выносливых лошадей. За седлом каждой, у чушек с пистолетами, был привязан походный чемодан.

– Партия проиграна, Сен-Режан. Почему же ты не привел третьей лошади для себя? – спросил Кожоль.

– Я получил от аббата приказание – не оставлять Парижа несмотря ни на что. Поэтому я не еду, – отвечал молодой человек.

– Но земля здесь горит под нами!

– Я, может быть, немного обожгусь… тем хуже!.. Служба прежде всего! – возразил беспечный роялист.