Тенгил заметно поморщился, и Сигурд понял, что его слова попали в цель. Должно быть, воины Хакона умели хранить верность клятве, если никто из них не произносил подобные слова в лицо Тенгила, не говоря уже о том, чтобы вонзить копье в его толстое брюхо. Ведь такие люди, как Хаук, прекрасно понимали, что их репутации или тому, что от нее осталось, окончательно пришел конец из-за клятвы верности, данной белолицему господину, так любящему спокойную жизнь, – точно верный меч, оставленный ржаветь под дождем.

Тенгил повернулся к воину, стоявшему за его плечом, в чьей бороде все еще было больше темных прядей, чем белых, и чье лицо сохраняло полнейшую невозмутимость.

– Оказавшийся вне закона сын мертвого ярла, мальчишка, едва отрастивший первую бороду, приходит сюда и оскорбляет меня в собственном доме. Неужели я это так оставлю? – Он снова повернулся к Сигурду. – Разве честь – не самое дорогое, что у меня есть? – Толстая губа приподнялась, вновь обнажая зубы. – Плохо уже то, что я не получил приглашения на свадьбу сына ярла Рандвера и пир Хауст Блот.

Его слова были подобны вызову, первому копью, брошенному из-за «стены щитов» во врага, и Сигурду захотелось вытащить скрамасакс из ножен, привязанных к правой руке и спрятанных под рубахой. Почему бы не вспороть Тенгилу живот и увидеть, как его внутренности выпадут на пол, а потом послушать, что скажут воины, верные умирающему ярлу? Разве само имя Одина не означает безумие? Разве Повелитель Смерти не любит хаос?

– Свадьбы не будет, – сказал Сигурд. – Если презренный Рандвер окажется в ту ночь за пиршественным столом, он сразу отправится к моему отцу и братьям, и к своим предкам.

– А ты честолюбивый юноша, – сказал Тенгил, подходя ближе, чтобы получше разглядеть Сигурда.

Воины обступили Тенгила со всех сторон, но именно в этот момент Сигурд увидел, что в сыне ярла есть какая-то твердость. Теперь они стояли рядом, глядя друг другу в глаза, и по запаху Сигурд понял, что Тенгил делал с рабынями до его появления. Сладкий мускусный аромат, говоривший о том, что перед ним человек, который любит хорошо поесть, мед и женщин, но не имеет ни малейшего интереса к войне и славе. Впрочем, относительно последнего Сигурд ошибался.

– Пожалуй, ты бы понравился моему отцу, – сказал Тенгил. – Он бы сжег зал ярла Рандвера только ради того, чтобы получить удовольствие, глядя на пламя пожара. Мой отец никогда этого не признавал, но после клятвы верности на мече конунгу Горму он потерял часть своей силы. – Тенгил посмотрел на лежавшего на постели человека. – Думаю, он жалел, что не повел своих людей против Горма, когда тот стал конунгом в Авальдснесе. – Тенгил пожал плечами. – Но я другой.