Сегодня «Олд Траффорд» носит прозвище «Театр мечты», а стадионы стали тотемными объектами в городском ландшафте по всему миру. Поддержка спортивной команды – будь она футбольной, регбийной, бейсбольной, баскетбольной, хоккейной – определяет городской племенной строй. Толпы, исчисляемые десятками тысяч, с их речевками, песнями, шумом и ритуалами всякий раз обновляют чувство близости внутри лелеемого бастиона: пропитанной традициями, эмоционально заряженной, герметически запечатанной чаши стадиона. Фанаты после мачта изливаются из этой исполинской чаши, устремляются в пабы, бары, кафе, клубы, на площади и улицы, чтобы общаться, спорить по поводу игры, разбирать тактику, пить пиво и петь песни. Укоренившийся в истории и фольклоре спорт стал одной из наиболее мощных связующих сил современного метрополиса, центральной точкой городского опыта для миллионов, особенно – на протяжении всего ХХ века – мужчин из рабочего класса.

Игры вроде футбола или бейсбола рассматриваются поклонниками как нечто им принадлежащее, выросшее из их стиля жизни, работы, из их сообществ и их карманов, а вовсе не как нечто навязанное сверху. Стадион во многих отношениях символизирует современный город. Быстрое развитие таких мегаполисов с их загрязнением, трущобами и болезнями выдавило средний класс в лесистые пригороды, оставив центр города в почти полном распоряжении пролетариев и этнических меньшинств.

«В нависающей тени небоскребов Чикаго, как и любого великого города, – писал городской социолог Харви Уоррен Зорбо в 1929-м, – располагается зона нестабильности и перемен, приливно-отливная зона городской жизни». Спортивные стадионы вместе с магазинами, рынками, ресторанами, бильярдными для рабочих, маленькими предприятиями, мастерскими, ночными клубами, пабами, барами, букмекерскими конторами, танцевальными залами и точками фастфуда начинают доминировать в центре метропролиса. Долгое время на протяжении ХХ века метрополис был городом пролетариата и иммигрантов, который значительно отличался от пригородов, элитной жилой зоны и делового центра. Быть городским в обычном смысле значило существовать на этой суровой территории, рядом с географическим центром города, но вдали от его богатства и власти[297].

Со временем эти «приливно-отливные зоны» подвергались изменению, поскольку сами рабочие переезжали в пригороды, а их место занимали новые иммигрантские сообщества с особыми вкусами, блюдами и способами жизни. Подобно их предшественникам XIX века – сельским мигрантам в Манчестере, ирландцам и немцам в Чикаго, – новые жители справлялись с шоком, отчуждением и враждебностью города, создавая собственную урбанистическую среду. Нелюбимый, мрачный центр становился местом сопротивления, где вновь прибывшие укрепляли идентичность своего сообщества и искали способы улучшить свою жизнь. Через эти «зоны прилива» одна за другой проходили волны разных национальностей, чтобы потом уйти в стороны и вверх по социальной лестнице. Изобретательность и инстинкт самосохранения этих городских пустошей глубоко повлияли на популярную культуру – от радикальных политиков и феминизма до бейсбола, футбольных лиг и хип-хопа.