Да, городская беднота уязвима перед лицом экономических потрясений, но она также уязвима перед лицом утопических мечтаний других. Жители трущоб – прирожденные выживальщики больших городов, но их чаще всего представляют беспомощными. Люди, опирающиеся на собственные средства, очень хороши в том, чтобы создавать сообщества. Но такое происходит редко.
Урбанизация, появившаяся в кильватере индустриализации, и в некоторой к ней оппозиции – модернистское движение Красивого Города (или движение Города-Сада) пытались добиться порядка и чистоты в построенных наспех городах XIX века. Вавилонское смешение хотели заменить рациональной упорядоченностью; планирование сверху должно было взять верх над стихийной застройкой. Как покажут дальнейшие главы, бо́льшая часть этого стремления построить Новый Иерусалим была глубоко антиурбанистической. Оно во многих отношениях опирается на отречение от традиционного города – с его переплетением различных видов деятельности, импровизированными сооружениями, уличными торговцами и неформальными рынками. Отречение в пользу пригородов, одинаковых кварталов и «башен в парке» на месте неупорядоченного человеческого муравейника. Подобное же означает разрушение традиционного метрополиса.
Эмоциональная реакция на хаос индустриализации будет определять мышление в области городов на протяжении ХХ века и после его окончания, когда появятся утопические схемы новых образов жизни, планы санировать урбанистическую среду. Отречение от старого города в пользу полусельской благодати станет глубоко врезавшейся чертой. Но старый урбанистический идеал в такой ситуации вовсе не умрет. Два великих метрополиса запустили движение против субурбанизации мира, предложили альтернативу современному городу. Антидотом от шоковых мегаполисов Манчестера и Чикаго стала физическая форма самых выдающихся городов конца XIX – начала XX века: Парижа и Нью-Йорка.
10 Парижский синдром Париж, 1830–1914 годы
10
Парижский синдром
Париж, 1830–1914 годы
В 2006 году