И все же такие сообщества в «приливных зонах» наиболее уязвимы перед волнами и потоками истории; они становятся жертвами экономических депрессий, «расчистки трущоб», экспериментов в области градостроительства, прокладки дорог, деиндустриализации и облагораживания городов. Ужасы промышленного города, так ярко показавшие себя в Манчестере и Чикаго, вызвали мощную нутряную реакцию. Промышленный город-ад был возрожденным Вавилоном, сокрушающим души местом греха и эксплуатации. В фильме Фрица Ланга 1927 года
Этот фильм, один из самых известных в истории кино, активно использует библейские мифы и тот образ Вавилона, который прожил в культуре многие века. Творение Ланга отражает настроение эпохи, серьезное разочарование в городской жизни. Город потерпел неудачу. Постоянная мрачность фильма вовсе не была чем-то совсем новым. Литература и живопись того времени полнились отчаянием, что пропитывало урбанистическую жизнь. Акцент постоянно делался на убогом, безнадежном, извращенном, испорченном и преступном.
Тот свет, в котором видят город писатели, поэты и художники, помогает понять, что за город мы создали. Глубоко въевшаяся враждебность по отношению к городской жизни – особенно в двух доминирующих культурах последних 300 лет, британской и американской – означает, что города, возникшие в эпоху лихорадочной урбанизации, очень часто были плохо спланированы и еще хуже управлялись. Непристойное всегда перекрывает что-либо позитивное. Трущобы – всегда место ночного кошмара и социального распада, а не опоры на свои силы, самоорганизации, поддержки и инноваций. История, рассказанная в этой главе, о социальных сетях, политическом активизме и массовых развлечениях, обычно прячется под выгоревшей грудой отчаяния.
города, возникшие в эпоху лихорадочной урбанизации, очень часто были плохо спланированы и еще хуже управлялись. Непристойное всегда перекрывает что-либо позитивное. Трущобы – всегда место ночного кошмара и социального распада, а не опоры на свои силы, самоорганизации, поддержки и инноваций