Шлепая босыми ногами по крови, с летящими за спиной растрепанными волосами, бежала Карла. Она увидела его лицо и застыла. И Тангейзеру показалось, что он только что ударил ее в самое сердце.
* * *
Филермская икона Пресвятой Богородицы висела в приделе церкви Святого Лоренцо. После правой руки Иоанна Крестителя рыцари считали Филермскую икону своей главной реликвией. Говорили, ее написал сам святой Лука, и ее чудом принесло на Родос прямо по морским волнам. Когда Сулейман захватил Родос, оставшиеся в живых рыцари забрали икону с собой. Лицо Мадонны было изображено совсем просто, почти лишено выражения, зато в ее глазах читалась вся скорбь мира. Было известно, что Мария Филермская плачет настоящими слезами и ею было сотворено бессчетное количество чудес. Карла стояла перед иконой на коленях и молилась если не о чуде, то хотя бы о просветлении. В этот день, когда Святой Дух сошел на апостолов, она вполне могла надеяться на это. Кругом стояла мертвая ночь, в церкви было пусто.
— Судьба ополчилась на нас, — сказал ей Матиас, когда она стояла, онемелая, по щиколотку в крови на причале. — Позвольте мне отвезти вас в Италию. Во Францию. Остаться здесь — значит умереть, и ради чего? Забудьте обо всем и начните жизнь сначала.
Она обещала дать ему ответ утром. Она пришла к Марии Филермской, чтобы узнать его. Карла до сих пор была потрясена тем, что Орланду действительно ее сын. На расстоянии какого-то дюйма, за несколько часов общения она не смогла узнать собственную плоть. Она позволила ему ускользнуть у нее из рук и отправиться на верную смерть.
Карла не задавалась вопросом, он ли это. Как только Ампаро сказала ей, она поняла, что это он. Рассказ Руджеро о крещении, письмо отца Бенадотти — во всех этих доказательствах она и не нуждалась. Она почувствовала связь с мальчиком, ощутила исходящее от него тепло сразу, но только отнесла это на счет его колючего обаяния, его дружеского расположения к Ампаро, силы христианской любви, наполнившей ее душу в «Сакра Инфермерии». За всем этим она не ощутила всплеска материнского узнавания. Тщеславие. Тщеславие. А чего она ожидала? Почувствовать спазмы и боль в утробе? Увидеть светящийся нимб у него над головой? Она не была матерью. Она не кормила его грудью. Как же она собиралась его узнать? Самонадеянность подвела ее. Это и еще, как она осознала к собственному стыду, аристократическое высокомерие. Да, он был очарователен, но грязен и нечесан — босоногий бродяжка, с гордостью сообщающий, что убивал собак. Некое врожденное сознание собственного высокого положения застилало ей взор, ожесточало ее сердце; вот оно, проклятие ее мнимоблагородной крови. Она подумала о своем отце, доне Игнасио. Матиас встретился с ним.