— Это с Иришкиного дня рождения осталось. С 21 мая. Вера привозила, — указала рукой на бутылки пани Мария и добавила. — Мне вон из той тёмно-зелёной бутылки, пожалуйста. Полней, полней налей, Андрей!
— О! Бабуля перешла от прозы к поэзии. А поэзия и вино неразделимы, — рассмеялась, слегка удивившись, внучка.
— Да, я заявляю, что ухожу в двухдневный «запой»: 150, нет 200 грамм вина сегодня за ужином и так же завтра.
Она сделала паузу и продолжила:
— Вы, Андрей Петрович, назвали Иришку сестрёнкой. Это замечательно! Позвольте и мне, Андрей, называть тебя сынком и обращаться на «ты». Хоть иногда, — она просительно смотрела на мужчину.
В глазах её Андрей увидел тяжёлую боль от воспоминания о погибшем сыне Яне.
— Конечно, я тронут, — он сглотнул комочек волнения.
— Иди, поцелуемся.
— А вы, пани Мария, позвольте и мне хоть иногда называть вас тётушкой. Можно? — уже спокойно спросил «сынок».
— Конечно. Молодец! Это вполне в духе нашей семьи. Давай ещё раз расцелуемся.
Они расцеловались трижды, все выпили. Иришка начала делиться своими впечатлениями о поездке. Говорила эмоционально, сбивчиво. Начала она с Сицилии. Восторженный окрас речи об Ортиджиа и Ното быстро сменился окрасом триллера. Как она мужественно участвовала в опасных приключениях. И про страшного Ричарда, и про катакомбы рассказала. А какой необыкновенный человек Андрей Петрович! А каковы его совы! И
— А ты изменилась, внучка. Тебе была полезна эта встряска. А то киснешь тут со мной в усадьбе…
— Ну что ты, бабуля…
— Я знаю, что Вера увезла
— Иришка сгущает краски, всё было достаточно элегантно… Лучше расскажи пани Марии о Флоренции и Венеции.
— Да, внученька. Где обещанные мне письма-эссе?
— О Флоренции отдам после ужина. А о Венеции… не пишется… А Вера приедет — посмотрим вместе фотографии…
— Надеюсь, письмо написано не так сбивчиво, как твой устный рассказ. Мы с Андреем Петровичем оценим стиль, — бабуля говорила тоном учительницы, хоть и чуть лукаво и мягко улыбаясь.