Для большей устойчивости Кабрильо рухнул на колени и открыл огонь по шестерке террористов. Двое даже заметить ничего не успели, третий только-только схватился за автомат. Ствол «хеклер-коха» при стрельбе очередями здорово задирало, так что двум следующим врагам пули попали в голову. Брызнула кровавая каша.

Хуану пришлось на мгновение прекратить огонь, чтобы снова прицелиться. Шестой успел дать очередь навскидку. Пули застучали по стене справа, оставляя на белой краске темные отметины и беспорядочно рикошетя во все стороны.

Кабрильо поймал врага на мушку и нажал на спусковой крючок. Короткая очередь отбросила террориста назад, спиной он врезался в переборку.

Хуан перевел взгляд на палача. У того оказалась потрясающая реакция. Первый выстрел прозвучал четыре секунды назад, и любой нормальный человек половину этого времени разбирался бы, что к чему.

Человек в черном к нормальным не относился.

Он среагировал уже в тот момент, когда Хуан влетел в комнату. Палач занес ятаган, развернулся эффектным пируэтом и направил лезвие точно в шею Фионе еще прежде, чем шестой автоматчик упал замертво.

В крови Кабрильо бушевал адреналин. Действие тянулось словно в замедленной съемке. Кабрильо повел коротким стволом, понимая: слишком поздно. И все же он выстрелил. В противоположном конце комнаты оператор вытащил пистолет, которого Кабрильо сразу не засек.

Нечеловеческая боль раскаленной иглой пронзила голову. В глазах потемнело.

ГЛАВА 37

ГЛАВА 37

Пока Каддафи говорил, Гами успел посмотреть на часы не меньше дюжины раз. Кроме того, он постоянно оборачивался на своего помощника, подпиравшего притолоку. В ухе у него был крохотный приемник; на каждый взгляд Гами парень едва заметно качал головой.

На странную парочку внимание Муна обратил телохранитель. Мун стал присматриваться и вскоре убедился, что ливийский министр действительно проявляет признаки беспокойства: то начнет переминаться с ноги на ногу, то полезет в карман — и сразу будто сам себе по руке дает. Пространная речь Каддафи успела осточертеть многим гостям — еще бы, за целых полчаса, — однако было ясно: Гами не скучает, а сильно волнуется.

Ливийский министр снова глянул на помощника. Тот как раз отвернулся и ладонью закрыл ухо, чтобы нудное бормотание Каддафи не мешало слушать. Через мгновение лицо помощника расцвело торжествующей улыбкой. Он кивнул патрону.

— Представление начинается, — бесстрастно констатировал телохранитель.

Гами сделал шаг по лестнице, чем привлек внимание президента. Каддафи прервал бессвязные похвалы, адресованные госсекретарю Катаморе. Министр приблизился к нему и что-то зашептал.