В этот вечер Аким Анатольевич не появился. Следующий день был копией предыдущего. Встали, поели, пряли до обеда, ели, спали, пряли… Чушь, бред, дичь — украсть фрейлину из дворца, чтобы на какой-то убогой даче посадить ее прясть овечью шерсть! Такая действительность похожа на сказки француза Перро или чудные комедии Лопе де Вега. Когда об этом читаешь, все выглядит очаровательно, но в жизни… нелепо, скучно, оскорбительно.

— Если хотите Евангелие, я дам, — сказала Фаина перед сном.

Под обтянутой кожей обложкой уместились Ветхий и Новый заветы. Мелитриса наугад раскрыла книгу:

«И скажи нам слово сие: очи мои, лейте слезы день и ночь и не переставайте, ибо великое бедствие поразило деву, дочь народа моего…» Она посмотрела оглавление — книга пророка Иеремии.

Мелитрисе стало страшно, озноб прошел по спине, сдавило грудную клетку так, что трудно вздохнуть. Что это? Можно ли слова пророка считать предсказанием? Надо, наконец, заглянуть правде в глаза. Это не игра. В ее жизни случилось что-то страшное, непонятное… Что она ждет? Почему не торопит невозмутимую обманщицу Фаину?

Утром Мелитриса обрушила на хозяйку дома лавину вопросов: кто, зачем? Фаина молчала, потом пригрозила:

— Если будете мне надоедать, я вообще с дачи съеду. А вас с Устином оставлю. Да под ключ! Вы слова-то русские понимаете: не велено мне отвечать! И не бунтуйтесь! Вы и так здесь в большой свободе живете. Мне приказали вас не стеснять. Я и не стесняю. По всему дому гуляете и едите вдосталь!

Мелитриса молча села за прялку.

Страстно ожидаемый Аким Анатольевич появился на четвертый день. Это был раскрасневшийся от ветра, необычайно бойкий тридцатилетний человек в одежде из ярких сукон — зеленых, пурпурных, украшенных черными петлями, снурками и браденбурами[39]. Лицо он имел довольно приятное, однако много на нем было оспин или мелких шрамов, полученных от оспы, а может быть на поле боя, но не исключено, что во время бритья, просто рука была не твердая.

На Мелитрису он смотрел любовно, так оглядывают что-то выгодно, недавно приобретенное и дорогое сердцу: карету, мебель или, скажем, камзол, словом, такую покупку, которая глаз не имеет, а потому не может ответить взглядом.

— Ну, как она? — спросил он Фаину, предлагая Мелитрисе жестом пройти в гостиную, так девушка называла большую комнату.

— Без особых волнений, — отозвалась хозяйка, — но вопросы задает.

— Это понятно, — оптимистично заметил Аким Анатольевич, усаживаясь. — Что ж, госпожа Репнинская, приступим.

— Я ни к чему приступать не собираюсь, — с вызовом отозвалась Мелитриса. — Вначале скажите — кто вы такой и что вам от меня надо?