Иегуда молча присел на землю рядом с камнем и, взяв у га-Рамоти мех, сделал несколько больших глотков. Вино действительно было прекрасно. Настоящее праздничное вино — терпкое, густое, пахнущее солнцем и ягодами винограда. Дорогое — такое пьют лишь в богатых домах, таких, как у Иосифа.

Некоторое время они сидели молча, лишь передавали друг другу бурдюк с напитком, делая по очереди несколько глотков. Иегуда с удовольствием бы захмелел, но вино пилось, словно вода. Ноздри все еще забивал запах гниющей плоти, и избавиться от него было невозможно.

— Почему ты не послушал моего предупреждения? — спросил га-Рамоти. — Я посылал тебе письмо и знаю, что раб передал его по назначению…

Иегуда пожал плечами.

— Я благодарен тебе, Иосиф. Но это не я тебя не послушал.

— Ты будешь удивлен, узнав, сколько людей хотело спасти его. И каких людей.

— Спасти можно того, — сказал Иегуда, делая еще глоток, — кто хочет спастись. Он хотел спасения не от тебя, не от Никодима или Афрания. Он хотел, чтобы народ стал на его защиту. Народ, за который он хотел отдать жизнь…

— Он отдал, — заметил га-Рамоти.

— Но на его защиту не стал никто…

Они снова замолчали.

Воздух бы наполнен запахами свежей травы, молодой листвы и соловьиными голосами. Это был аромат наступившей весны. Пустыня уже отцвела и снова взялась тусклой коричневой коркой, но в горах под Ершалаимом весна только набирала силу.

— У тебя есть деньги? — спросил га-Рамоти.

— На первое время есть.

— Я принес тебе еще. Возьми, здесь золото и серебро. Золота больше — должно хватить надолго.

Упавший возле бедра Иегуды кошель тяжело звякнул.

— Мертвецу много не надо, — печально улыбнулся Иегуда. — Завтра к вечеру можешь послать людей найти тело. Я переодел его. Мы похожи сложением, волосы у него чуть длиннее, но это не бросается в глаза. Труп уже начал гнить, так что еще за сутки на солнце его раздует так, что никто и не усомнится, что это я.

— Тебя опознает Мириам…

— А Кифа? Где же наш героический Шимон?

— Его дважды пытались арестовать, но он умудрился сбежать. Малх не хочет прощать ему отрубленное ухо… Он злопамятен, как хорек.

— Кифа все еще бегает?