Потом они с га-Рамоти положили тело равви в холщовый мешок и натянули грубую ткань до плеч, готовясь укутать Иешуа в новый саван целиком.

— Погодите…

Иегуда даже не вздрогнул, но не потому, что не испугался — просто сердце разом провалилось в желудок, затрепыхалось там пойманной в силки птицей, и скованные мышцы отказались повиноваться.

Га-Рамоти сдавленно вскрикнул и попятился.

Чья-то тень закрыла вход в пещеру, мелькнула летящая в луче луны накидка… Иегуда узнал по силуэту Мириам и лишь через миг понял, что слышал именно ее голос.

Мириам ступила в пещеру и, шагая так легко, словно была призраком женщины, а не существом из плоти и крови, подошла к лежащему на каменной глыбе Иешуа. Она была так бледна, что в полумраке пещеры ее лицо казалось набеленным актерским ликом.

Остановившись в изголовье, Мириам положила руки на плечи а-Ноцри и замерла, закрыв заплаканные глаза. И Иегуда, и га-Рамоти остановились, стараясь даже дышать негромко — скорбь, исходящая от Мириам, накрыла их с головой: так морской прибой накрывает неосторожных купальщиков.

В пещере воцарилась тишина.

— Господи, — прошептала Мириам спустя некоторое время, — зачем Ты дал свершиться этому злу… Зачем допустил, чтобы убили его?

Голос ее ударился о низкий каменный свод и с шуршанием сполз вниз.

— Он звал Тебя, он молил Тебя о помощи, он считал Тебя отцом, верил в Твое заступничество, а Ты спокойно смотрел, как он мучается на кресте… Скажи, чем он прогневал Тебя? Что сделал, чтобы навлечь на себя Твой гнев? Или это моя вина? Или вина его матери? Неужели он заслуживал смерти? А если заслуживал, то разве такой?

Ее пальцы коснулись рубцов от ударов плети на шее равви — черных засохших змей, оплетших его тело.

— Ты молчишь? Тогда я прокляну тех, кто пытал его! Кто бил его! Кто послал его на крест! Своих и чужих, римлян и иудеев!

Шепот ее стал свистящим, по-настоящему жутким, как голос безумной пророчицы.

Она обошла камень и, нагнувшись, коснулась губами ран от шипов терновника, уродовавших чело га-Ноцри.

— Клянусь тебе, муж мой, что сделаю все, чтобы память о тебе не умерла… Чтобы люди помнили, что ты пострадал за них, что ты отдал жизнь за их свободу. Люди пренебрегли тобой, они оказались трусливей, равнодушней и глупее, чем ты ожидал. Ты до последней секунды верил, что твой народ пробудится. Но он не проснулся. Даже твои ученики, твои талмиды оставили тебя в тяжелую минуту, и никто из них не был рядом с тобой в момент смерти…

— Мириам, — сказал га-Рамоти мертвым голосом, — в смерти мы все одиноки. Не вини никого. Он сделал все, как хотел…