– Боюсь, они не захотят оставлять меня в живых. Я… – Он запнулся.

Мужчина посмотрел на него в изумлении; черные сосуды пульсировали вокруг его шеи.

– И, зная это, вы пошли за нами?

– Вы нуждались во мне. За этим я здесь, на то я и служитель Господа, – ответил монах.

– Но сегодня Господь, видно, отвернулся от нас.

– Не путайте то, чему Он учит нас, с тем, что мы делаем.

– Может, вы и правы, святой отец… – Мужчина взглянул на ямы и на солдат, потом оглянулся на свою семью. – Святой отец… вы ведь не откажете умирающему в последнем желании?

– Говори.

Мужчина наклонился к нему.

– Живите так, – прошептал он, – чтобы мы о вас помнили.

Иезуит поднял на него глаза. Слова мужчины что-то всколыхнули в нем, и чувство страха и бессилия, которое овладело им в самом начале, вдруг потеряло над ним власть.

– Как твое имя?

– Лукас Хольцнер, святой отец.

Фон Фрайзинг поднялся. Его ряса развевалась на ветру, взгляд был полон решимости.

– Лукас Хольцнер, ты и твои собратья будут помнить. Даю тебе слово, как иезуит и слуга Божий.

Мужчина улыбнулся.

– Значит, я в вас не ошибся.

Его схватили – и вместе с семьей и десятком других несчастных вытолкали к яме.

– Стрелки!

Фон Фрайзинг закрыл глаза.