Впервые в голосе отца Мауро послышалась горечь. Было тихо, но тишину вскоре нарушил глухой шум голосов, доносившихся с переднего двора.

— Они возвращаются, — сказал Ларри.

— А что я вам говорил! — вздохнул отец Мауро. — Я видел издали, как они выходили. Отец аббат не счел нужным взять с собой святую Схоластику, даже ее изображение! И вот результат.

Он повернулся к Ларри, словно собираясь сделать ему глубоко личное признание.

— Знаете, пятьдесят лет я украшал цветами ее статую у подножия лестницы Благодетелей. Сколько себя помню, я всегда ревностно ей поклонялся, и это вызывало улыбки у остальной братии. Она была совсем одна, и я понимал ее, потому что тоже одинок. Знаете, она жила в скиту за стенами монастыря, а Бенедикт, ее брат, навещал ее только два раза в год…

Они вышли на галерею в тот момент, когда со стороны помещения для послушников раздались встревоженные голоса и испуганные возгласы. Потом послышался властный голос отца Гаэтано, приказывающий беженцам немедленно спускаться в подвалы семинарии. Ларри захотелось присоединиться к ним. «Зачем мне теперь оставаться одному? — подумал он. — Все равно я опоздал». Может быть, Шелли и смог бы написать поэму об этих не доведенных до конца поисках во враждебной стране, чтобы помочь своему почитателю добыть тайный ключ, которого тому так не хватало.

— Я не хочу идти вместе с остальными, — проворчал отец Мауро, словно пытаясь изменить ход его мысли. — Как и моя святая покровительница, я чувствую себя более одиноким, чем отшельник в пустыне. И не страдаю от этого. «In solis sis tibi turba locis», — как сказал поэт117. «И в одиночестве будь для себя самого толпой». И потом, сейчас время моих спутниц, я хочу сказать — синичек… Пора их кормить…

— Как, — воскликнул Ларри, — у вас есть птицы? Как uccellini118 у святого Франциска?

Отец Мауро пожал плечами, словно оправдываясь:

— Знаете, очень трудно прожить в таком уединенном месте пятьдесят лет и не иметь какой-нибудь отдушины… Книги и средневековые манускрипты — это хорошо, но мне стало необходимо чувствовать легкое дыхание жизни, которое несет с собой птичий щебет… А синицы очень неприхотливы и не боятся людей, — доверительно добавил он. — У меня были и дрозды, и славки, но я больше люблю синиц… Вы мне симпатичны, и коль уж вы не последовали за стадом, я вам покажу своих питомиц.

Взяв Ларри под руку, он потащил его за собой.

— Отец Мауро, это неразумно! — занервничал Ларри. — Вы же читали листовку! Вы слышали, что отец приор велел всем спуститься в подвал. Давайте присоединимся к ним. Вам нельзя оставаться здесь одному, поверьте.