Я снова позвонил Готфриду. Мы встретились на Мюнхенерплац. Выскочив из кремовой машины, он так бурно приветствовал меня, будто мы просидели десять лет на одной школьной парте.

Я рассказал о разговоре в комендатуре.

— Великолепно! — воскликнул он. — Пока они будут там возиться с бумажками, ты посмотришь Дрезден.

Он непременно хотел сам показать мне город. Пришлось сесть в машину. Часа два мы колесили по центру. Как заправский гид, Готфрид расхваливал здание магистратуры, увенчанное статуей Геракла, Японский дворец и средневековую кордегардию.

Мы пообедали в кафе «Прага» на Альтмаркте. Я вытащил свои продовольственные карточки. Готфрид запротестовал:

— Нет, нет. Карточки не нужны. Я угощаю, и не спорь!

Он заплатил официанту и тут же вернул мне долг:

— Ты крепко тогда выручил меня, Макс!

В программе Готфрида была еще встреча с девушками:

— Все — по классу «люкс».

Я отказался, сославшись на то, что еще не вполне здоров.

Через два дня мы встретились снова.

— Как дела в комендатуре?

— Все то же. Видно, мне сидеть тут до конца войны.

— Ты думаешь, нас так скоро разобьют? — спросил Готфрид.

— Если офицеры будут околачиваться в тылу, а не воевать.

Я снова поймал его внимательный взгляд.

— Можно воевать и в тылу. Иногда это довольно опасно...

Что это? Намек? Угроза? Скрытое предложение? Попытка переманить разведчика, но какого — английского или советского?

По своей привычке он тут же оборвал острый разговор, словно показал и спрятал отточенное лезвие: