Надо называть ее Сильвана. Но для меня она навсегда останется Моник.
Когда я наконец заснул, мне приснилась планета Оуэха. Было что-то удивительно знакомое в моем сне. Я шел по лесу, где вся растительность была красной. Вдали горы и леса. Солнце больше нашего, с красноватым оттенком. У планеты две луны. Одна большая, розоватая, другая поменьше, голубоватая; возможно, малая луна вращается вокруг большой. Мне снилось море с парусниками, которые напоминали финикийские торговые суда, а рядом плавали суперсовременные суда обтекаемых форм из блестящего металла. Волны набегали на прибрежную линию с округленными водой камнями. На берегу здесь и там поднимались незнакомые деревья. Некоторые напоминали пальмы, у других огромные листья покрывали колючки; на третьих росли маленькие цветы. Солнечный закат окрашивал облака в красный цвет. Неотчетливое зарево на рубеже света и тени создавало иллюзию мерцающего золота, отчего казалось, что если сунуть туда руку, то оно на руке так и останется. На горизонте — у подножия горы — виднелся силуэт города. Дома были узкие и высокие, скорее башни, чем дома, но их форма без углов и острых краев придавала городу сходство с термитниками. Некоторые дома украшали ниши, башни и шпили, другие были гладкие и лишены всяческого декора. Отдельные дома соединяли друг с другом мостики. Окна разбросаны по фасаду произвольно, как будто внутри не существовало деления на этажи, а они просто строились в несколько уровней, в чем трудно усмотреть логику. Там и тут летали какие-то уродливые…
— Бьорн!
…птицы между домами.
— Проснись! Бьорн!
К. К. постучал громче и одним махом остановил сновидение. Он был окружен облаком пыли и энтузиазма.
— Войдите, — пробормотал я в полусне и сел на кровати. Нашел очки и наручные часы на стуле. Было 02.36.
К. К. махал пачкой бумаг:
— Невероятно! Идем со мной!
— Сейчас половина третьего…
— Идем!
— …ночи!
— Об этом надо поговорить!
— Об этом?
— Идем! Идем смотреть на звезды.
— Смотреть… на… звезды?
— Одевайся. На улице холодно!