– Как это? Могу палкой, могу верёвкой.

– Я не это имею в виду… Ты его так быстро ударил, так неожиданно… Я растерялась, ничего не разглядела…

– А чего там разглядывать-то? Ткнул, и кончено. А тебе, хозяйка, чего надо? Может, тебе посмотреть охота? Так ты мне только скажи, я ещё кого придавлю.

– Посмотреть? – переспросила Лариса. – Посмотреть… Специально устроить… А где ты живёшь?

– Нонче холодно стало, на стройке уж не перекантуешься. А я недалеко от Зубовской в одном подвале устроился, уютно, компанейско. Сейчас вернусь, порадую мужиков выпивкой. Праздновать будем.

– Праздновать… И что же? Все вы такие?

– Какие, хозяйка?

– Все можете людей убивать?

– Кто может, кто не может. Я могу. Евграфыч может. Маринка вряд ли, хотя кто её знает, стерву? Когда жрать охота, на всё пойдёшь. Когда в семнадцатом году дворян повыпирали из России, так пришлось ведь графиням всяким на панель идти. А уж какие цацки были, чистюли и брезгули. И всё ж таки растопырились. Потому как жрать хотелось очень сильно. Это они! Это чистоплотные! А нам, бомжам, что? Мы хоть и не бессовестные, но на совесть научились не оглядываться, чтобы не тяготиться. Жизнь научила. Нужда заставила. Это ведь покуда ты, хозяйка, деньги имеешь, чтобы на таких колёсах кататься, ты не думаешь, как через год или два всё сложится.

А как прижмёт тебя однажды судьбинушка, как пристроишься рядом со мной в подвале на досочках спать, так и выбросишь многое нынешнее из головы и думать станешь иначе, совсем иначе…

Он говорил до тех пор, пока Лариса не остановила машину на Зубовской площади.

– Как тебя звать-то, бомж? – спросила она, когда он со вздохом вылез из «вольво».

– Зачем тебе? Или повидаться ещё хочешь? – улыбнулся бродяга.

– Как знать. Может, захочу, – серьёзно сказала она.

– Тогда зови Засолом.

– Засол?

– Фамилия у меня Засолов. Все величают просто Засолом. Спросишь, где Засола найти, бомжи приведут ко мне.

– Ладно, Засол, бывай здоров.

Искрятся чувства, клокочет сердце

Искрятся чувства, клокочет сердце