В вестибюле ресторана «Епифан» Лисицын столкнулся с пышной дамой, бросившейся фамильярно целовать его:
– Серёжа, вы слышали новость про господина Брусова?
– Про которого из двоих?
– Про младшего, разумеется. Говорят, что он таки решил жениться.
– Умереть можно, – Лисицын состроил карикатурно-восторженную физиономию и захлопал в ладоши.
Повсюду гудели голоса, дзинькали рюмки и бокалы, басовито пульсировала музыка. Лисицын кивнул пышногрудой собеседнице, имя которой ему не удалось вспомнить, и двинулся в гущу собравшегося люда. Сергей здоровался направо и налево, отвечая неопределёнными междометиями на сыпавшиеся отовсюду приветствия. Повсюду что-то обсуждалось. Сергею всегда нравилось наблюдать затем, как велись беседы благопристойных гостей. Сказать, о чём они толковали, никогда не получалось, но ему этого и не требовалось. Его привлекал сам дух общей речи.
– Представить себе не могу, каким образом наша страна вляпалась в эту историю…
– Рыба гниёт с головы…
– В русском человеке всегда присутствовала способность здравой критики над собой…
– Давайте не будем смешивать самолюбование с самоанализом…
– Капитализм губителен для нас, у нас иная психология, иная природа…
– Не смейтесь, пожалуйста, господа, тема весьма щекотливая…
– Терпеть не могу это идиотское выражение «господа». Какие господа? Кому господа?
Сергею нравилось вслушиваться в звуки этого какофонического хора. Это – особый воздух, особый вкус. На таких сборищах непременно создаётся ощущение, что вот-вот может начаться существенный разговор, ибо слова звучат весомые, интонации выразительные. Однако одни слова перетекают в другие, так и не сложившись в действительную мысль. Воздух колышется, гудит, будто силясь закипеть, но не закипает. Сергею нравилось вслушиваться в эти звуки, но печалило, что об этих звуках надо было что-то рассказывать. Для него эти звуки были работой. Он должен был вслушиваться во всё и анализировать это всё. Такова природа журналистики.
В глубине зала Сергей заметил Артёма Шаровика.
– Здравствуй, дружок. Ты тоже решил заглянуть на огонёк?
– Это стало моей привычкой, Сергей Владимирович, – добродушно засмеялся молодой человек. – Куда мне деться от этой мишуры?
– А где Наталья?
– Она, кажется, захворала, – Артём пожал плечами.
– Кто значит «кажется»? Ты будто потерял к ней интерес? Помнится, прямо перед моим отъездом в Штаты ты намеревался чуть ли не жениться на ней.