Насс молча и внимательно слушал.

— Золото, деньги и богатства, впопыхах оставленные здесь и спрятанные где-нибудь в Шагарте?

Насс отрицательно покачал головой.

— Эти люди очень богаты. У них на западе Германии имеются поместья и дома, и к тому же они успели своевременно вывезти свои ценности.

— Может быть, организация диверсий и шпионаж?

— Тоже нет. Разве эти светские, богатые люди сумеют быть хорошими шпионами?

— Тогда зачем же они здесь?

Насс задумался, потом сказал:

— Я думаю, что они прибыли сюда по приказу их родственника и главаря Геринга и что в деле, из-за которого они рискуют головой, помимо всего прочего, лично заинтересован Майер.

— Кто? — переспросил я.

— Майер, — повторил Насс и улыбнулся. — Да, ведь вы не знаете, что у нас в Германии уже четыре года как народ называет Геринга Майером.

— Почему?

— А потому, что, когда нацисты двинули свои полчища завоевывать мир, Геринг, выступая по радио, торжественно заявил немецкому народу: «Мы сильнее всех в воздухе. Если хоть одна вражеская бомба упадет на территорию Германии, зовите меня не Герингом, а Майером».

— А что значит «Майер»?

— Да просто самая распространенная, рядовая фамилия, так, как у вас…

— Иванов, — подсказал я.

— Вот именно. Ведь и этот сбежавший фашист, к которому наведывался американец, был Майер. Ну, а когда бомбы посыпались на наши города, народ потихоньку стал называть Геринга Майером.

Я засмеялся и посмотрел в окно на унылые развалины, высившиеся в разных концах Шагарта.

— А какое отношение имеет исчезнувшая картина Вебера к этому делу?

— Не знаю. По-моему, никакого, хотя об этом вам следовало бы поговорить с фрау Вебер. Я лично, как искусствовед, изумлен, что вокруг талантливой, но и только талантливой, картины создан какой-то ажиотаж.