Эти слова возмутили Ганса Хельмана. Он посмотрел на Шарлотту злыми глазами и махнул рукой. Она застегнула крючки своей шубки и в ту же секунду исчезла. Зато всю свою злость комендант излил на Муркина.

— Список расстрелянных должен быть развешан к утру по всему городу! Вы предложили мне свой план. Он не блещет оригинальностью, как и все то, что вы предлагали мне до этого. Посмотрю, что это даст. Ходите и выискивайте! Всех выявленных вами подозрительных элементов карать беспощадно! Если подпольная организация и после этого будет существовать, я прикажу повесить вас: на пустую городскую голову каждый захочет полюбоваться! Идите!

Когда Муркин вышел, Хельман заговорил более спокойно, но все тем же недовольным тоном:

— Глуп, а заменить некем. Пустота кругом!

— Это верно, — согласился с ним Калачников.

— Вы видели, как все это случилось?

— Что именно?

— Побег военнопленных?

— Нет. Крепко спал, господин комендант.

— Если бы не мой солдат, профессор, вы уже не могли бы прийти ко мне.

— Почему, господин комендант?

— Партизаны положили перед вашей дверью противопехотную мину.

— Мину? Все-таки это была мина! Меня солдат предупредил, но я не мог поверить в такую жестокость! — Он сокрушенно покачал головой. — Боже мой, что же это такое?

— Большевики никогда не простят вам, профессор, что вы пошли к нам на службу, — разъяснил Хельман. — К тому же, вероятно, они опасались: если вы заметите побег, сообщите в комендатуру.

— О, конечно!

— Стоило вам переступить порог — и вы уже на том свете: мина сильного действия. Вот их расчет.

— Спасибо Отто.

— Один военнопленный вернулся. Он обманул партизан и теперь в Шелонске. Может, поселить его у вас?

— О нет, если можно, нет, господин комендант! — горячо возразил Калачников, хотя в душе думал иначе: он сейчас расцеловал бы этого пленного! — Нет, господин комендант! Это может быть и провокацией. Может, его специально оставили. На тот случай, если я не подорвусь на мине. Я для них отцом не был, требовал, часто ругал. Вот и хотят отомстить!

— Не думаю, профессор. Ради вас они не стали бы рисковать человеком. Вы и сейчас стоите вне политики.