— Продолжайте, продолжайте! — поощрительно кивнул Белобородов.
— Ольга Сергеевна тут же ушла. Минут через двадцать я отправился следом за нею. На улице ничто не напоминало о ночном происшествии. Никаких следов крови, никаких любопытствующих… Ольга Сергеевна сама открыла мне дверь и, захлопнув ее за моей спиной, вдруг привалилась плечом к косяку и закрыла глаза, словно ей стало дурно. «Что с вами?» — испуганно спросил я. «Все прошло», — едва слышно пролепетала она и, крепко ухватив меня за руку, повела в фотолабораторию, которая находилась в полуподвальном помещении. «Только прошу вас, Володечка, ни о чем меня не спрашивать!» — умоляющим тоном проговорила она, пока мы спускались по ступенькам. Должен сказать, что это было нелегко — удержаться от вопросов, когда в полутьме, при тусклом свете красного фонаря я увидел лежащего на коврике, прямо на полу, человека с перебинтованным плечом и без всяких признаков жизни. «Скоро сюда придут, — сказала шепотом Ольга Сергеевна, — нужно перенести его в мою спальню». Ее квартира находилась в том же доме, на втором этаже. Я взял раненого на руки — должно быть, при этом причинил ему боль, и он начал тихо, сквозь зубы, стонать — и понес вверх по лестнице. Мы уложили его в постель, раздели, и Ольга Сергеевна сменила повязку, которая уже вся пропиталась кровью. Рана была сквозная, видимо, неопасная при своевременной врачебной помощи, однако позвать врача Ольга Сергеевна не могла по причинам, о которых вы сейчас узнаете, и нам оставалось лишь надеяться на благополучный исход и ждать. Ольга Сергеевна попросила меня не уходить. Я позвонил на службу, сказался больным и остался у Ольги Сергеевны в квартире. Горничную она отпустила. И время от времени, пока Ольга Сергеевна хлопотала в фотоателье, я проходил в спальню, чтобы дать раненому попить. Около полудня он открыл глаза, однако со мной не заговаривал, и я с ним тоже.
— Кто он был по национальности? — спросил Белобородов.
— Русский. Пить он просил по-русски, — ответил Флоренский. — И вот теперь самое главное. Вечером, приблизительно через час после закрытия фотоателье, когда во всем доме остались только мы втроем, в парадную дверь громко забарабанили. Ольга Сергеевна слегка побледнела, но взяла себя в руки и пошла открывать. Я видел с верхней площадки, стоя за портьерой, как вошли японские военные, офицер и двое солдат. И с ними был русский. Да, это был Макаров. Он объявил Ольге Сергеевне, что в ее доме будет произведен обыск. Первым делом он отдернул портьеры, за которыми стояли столики. «Здесь у вас что?» — спросил он. «Кафе», — ответила Ольга Сергеевна. Мне показалось, что она едва держится на ногах — пережить такую ночь, затем такой день и в конце концов оказаться на волосок от гибели… Когда я спускался вниз, я не надеялся на то, что мне каким-то образом удастся вызволить Ольгу Сергеевну из беды, у меня была одна только мысль: быть с нею рядом и, если ее оставят силы, не дать ей упасть. Увидев меня, Макаров выхватил револьвер, велел мне поднять руки и не двигаться с места. По знаку японского офицера солдаты подошли ко мне и проверили, нет ли у меня оружия, после чего меня подвели к офицеру. «Вы кто такой?» — грубо спросил у меня Макаров. Опередив меня, Ольга Сергеевна проговорила дрожащим голосом: «Это мой друг». Офицер вопросительно взглянул на Макарова. Тот отрицательно покачал головой и рукой показал в глубь помещения. Офицер кивнул в знак согласия и велел солдатам приступать к обыску. И тогда я заговорил с офицером по-японски. Я сказал ему, что если они собираются меня арестовать, то я хотел бы узнать, по какой причине, и что я всего лишь час назад пришел в гости к своей старой приятельнице. Офицер слушал с невозмутимым лицом, а солдаты уже поднимались по лестнице в жилую часть дома… Я ухватился за последнюю соломинку, «Не позволит ли мне господин офицер, — сказал я, — позвонить господину Сэйко Камиро, моему давнему хорошему другу, который наверняка поручится за меня…» Признаться, я не ожидал, что моя импровизация произведет на японца столь магическое действие. Офицер самым любезным тоном ответил, что в таком поручительстве нет необходимости. Затем он объяснил, что они разыскивают преступника, которому удалось бежать из тюрьмы и скрыться в одном из домов этого квартала. Я перевел эти слова Ольге Сергеевне. Она решительно заявила, что в ее дом никто из посторонних не мог проникнуть, тем более ночью, поскольку двери запираются на несколько замков, а спит она очень чутко. Офицер понимающе покивал и попросил меня перевести «его русскому помощнику», что обыск в доме госпожи Жаровой производиться не будет… Я с поспешностью исполнил его просьбу и, возможно, сказал Макарову больше, чем следовало…