Саиду пришлось сдержать удивление и тревогу: Хаит в Альби!!! Прямо в руки к своему шефу едет «аист». Видимо, военный министр решил принять на себя непосредственное руководство операцией с пакетом. Открытие второго фронта окрыляет и торопит Хаита. Господа, которых он ждал, — рядом, и мешкать нельзя.

— Буду рад, — улыбнувшись, сказал Саид. — Встреча с господином министром доставит мне удовольствие.

Он знал, что не встретит Хаита. Ни здесь, ни в Альби. Им просто нельзя было встретиться. Они слишком хорошо знали друг друга.

В номере Рут не оказалось. Он звонил дважды, терпеливо ждал, когда прервутся гудки и кто-нибудь возьмет трубку. Никто не брал. Тогда Ольшер бросился в такси и назвал шоферу Брудергриммштрассе.

Портье ответил ему то же, что и телефон: госпожи нет. Еще не вернулась, и когда вернется неизвестно. Такие вопросы вообще не задают в отеле.

А ему нужна была Рут. Очень нужна и именно сейчас. Он стал метаться у подъезда, как потерявший хозяина пес. По Брудергриммштрассе летел ветер — был уже конец августа и с запада подбирался холод — и Ольшеру изрядно доставалось в его легком летнем пальто. Шляпу то и дело норовило сорвать, и капитан опускал голову, придерживал поля рукой.

Рут появилась часов в одиннадцать вечера. Коричневый «мерседес» остановился как раз против Ольшера. Капитану показалось, что она сделала это специально и как только выйдет из машины, сейчас же протянет ему руку. Но баронесса, захлопнув дверцу, торопливо побежала в вестибюль.

Он догнал ее в холле.

— Баронесса!

Как неприятно было произносить это слово. Оно напоминало о бароне Менке, надменном, свысока глядевшем на бывшего зубного врача. И теперь Рут. Распутная девка с Шонгаузераллей. Баронесса!!! Он мог бы назвать ее обычно — госпожа Хенкель, но она еще не остановится. На Рут это похоже.

— Баронесса!

Она не узнала его сразу. Все теперь не узнавали его! Тогда он снял шляпу и поклонился.

— Боже мой! — грустно и удивленно произнесла Рут. — Боже, Рейнгольд!

Потом она рассмеялась почему-то и протянула ему руку.

Он поцеловал ее. И опять вспомнил прошлое. Вспомнил первую встречу с молодой «шахиней» в небольшом ресторанчике у Шпрее, потом на пляже Ваннзее и последнюю в номере гостиницы — тогда Ольшер, бог всех этих шахов и шахинь из Туркестанского национального комитета, целовал ей руки только из чувства сожаления к несчастной президентше. Она была всего лишь осведомителем начальника «Тюркостштелле». Несчастных можно и должно жалеть. Теперь сожаления достоин он.

— Нам надо поговорить, баронесса.

— Да, да, надо, — согласилась Рут, все еще улыбаясь и разглядывая Ольшера. Разглядывая, как давно забытую вещь и теперь попавшуюся на глаза. Ему стало еще горше.