У калитки Назарка остановился, привалился спиной к стене и полной грудью вдохнул настоенный на живительных ароматах тайги воздух. Затем не спеша, чтоб не отдавало в голове, пошагал к Совету. Немного погодя Назарка почувствовал облегчение и прибавил шагу.

На перекрестке ему повстречалась Орская. В руках девушки была корзина с бельем. Видимо, ходила на берег полоскать. С плетеного днища срывались и сверкали на солнце капельки воды.

— Здравствуй, Назар! — приветствовала она парня, как старого доброго знакомого.

— Здравствуйте, Нина! — учтиво ответил Назарка и неизвестно отчего заробел.

— Зачем на «вы»? Мы не из белой кости! Давай лучше запросто, по-дружески, — на «ты»!

Она энергично тряхнула Назаркину руку. Простенький платок съехал на затылок. Ветерок тотчас забрался в слегка вьющиеся волосы и начал перебирать их, разделяя на отдельные пряди.

Назарка промолчал и смущенно улыбнулся.

— Как твоя рана? — не дожидаясь ответа, спросила Нина.

— Зажила. Повязку сняли. Только шевелить сильно внутри что-то мешает.

При дневном свете в тесноватом поношенном пальтишке девушка казалась тоненькой и хрупкой. Под глазами соболиной роспушью шевелились тени от длинных ресниц. На верхней губе чуть заметно проступал золотистый пушок. А может, это солнечные лучики пристали к нежной, чуть тронутой загаром коже?..

— Хотела белье полоскать, да вода уж больно грязная. Половики только и промыла. Дома придется карусель разводить... Маманя у меня хворая, сама все делаю.

Назарка не заметил, как они миновали Совет. Он медленно переставлял ноги и слушал девушку. На душе у него было хорошо и чуточку тревожно. На углу Нина остановилась, перевесила ношу на другую руку. Назарка смотрел на девушку, и с губ его не сходила улыбка.

— Мне сюда сворачивать, — со вздохом произнесла Нина. — Тороплюсь. Обед готовить пора... С того письма от отца что-то больше ничего нет... До свидания, Назар!

Назарка пожал протянутую руку и опять ощутил на своей ладони ороговевшие бугорки мозолей. Он долго смотрел вслед удаляющейся девушке. Неизвестно отчего вздохнул и направился к себе обедать, хотя есть совершенно не хотелось...

Чухломин размашисто писал, громко стуча ржавым рондо в почти пустую чернильницу. Он так низко склонился, что свесившаяся прядь волос касалась бумаги. Затененная жестяным колпаком лампа озаряла половину его лица.

Минул месяц с того дня, как Чухломин взял Назарку к себе. Назарка раздобыл себе стол на тонких точеных ножках с выдвигающимися ящиками. Он установил его между перегородкой и выступившей на аршин от стены печью. Вечерами неяркие лучи усталого солнца освещали темный закуток. Высвеченные паутинки напоминали золотые нити, которыми якуты расшивали одежду. Сидеть здесь Назарке нравилось. Он долго смотрел на увлеченного писанием Чухломина, вспоминал мягкий приятный голос Нины и ее улыбку. Если честно признаться, работать этим вечером не хотелось. Усилием воли он выкинул из головы посторонние мысли. Все, что находилось за пределами кабинета, на время перестало для него существовать.