Несколько агонизирующих мгновений две фигуры с невероятным стоицизмом продолжали стоять друг напротив друга. Ни один проблеск чувств не иелькнул на их лицах; в глазах ничего нельзя было прочитать. Это были две статуи, которые свела вместе судьба.
Внезапно глаза Великого Мастера налились кровью. Он сделал шаг вперед и с невероятной силой обрушил свою ладонь на грудь Бабочки – туда, где сердце. Сайхуну довелось поучаствовать в серьезных схватках, но никогда до этого он не слышал звука лопающегося сердца. Кровь хлынула изо рта и носа Бабочки, глаза побелели и закатились.
– Нет! Нет! – закричал Сайхун.
Даже оба брата-монаха, машинально подхватив падающее тело, не могли скрыть своего изумления.
– Зачем вы сделали это? – заплакал Журчание Чистой Воды.
– Да, да, зачем вы сделали это? – эхом откликнулся Сайхун, упав на колени подле скрюченного тела Старшего Брата.
Но Великий Мастер лишь сложил руки и резко отвернулся. Из кельи он вышел один.
Глава двадцать пятая Пепел
Глава двадцать пятая Пепел
Благовония все еще курились. Ярко мерцали свечи и воск, словно капли крови, медленно стекали в подсвечники. Цветы были яркими, свежими, даже какими-то радостными; но Сайхун понимал, что вскоре они пожелтеют и увянут. Сайхун торжественно опустил руку в урну, которую нес, и почувствовал пальцами жирный пепел и остатки костей. Он бродил по склонам, словно неприкаянный призрак, и медленно рассылал прах, оставшийся после кремации его старшего брата.
Смириться со смертью Бабочки Сайхуну было очень непросто, хотя все вокруг лишь утверждало реальность происшедшего. Сайхун собственноручно омыл и одел в чистую одежду окаменевшее, тяжелое тело. Он натирал его благовонными маслами и кунжутным семенем, ощущая под пальцами холодную, безжизненную плоть. Он долго смотрел на Бабочку, и даже на церемонии похорон ему казалось, что Старший Брат слегка шевелится. Однако это были лишь результаты процессов в теле, которое смирилось с последним притяжением земли.
За это время Сайхун ни разу не заплакал. В нем не было скорби – лишь доходящее до дрожи осознание абсолютной власти судьбы. Он чувствовал себя опустошенным, изможденным и уставшим. Долгое время он куда-то стремился, за что-то боролся; и вот все было кончено. Он с радостью примерял на себя роль благородного рыцаря» ни разу не задумавшись о последствиях того поручения, которое предстояло выполнить. Он понял, что настолько увлекся выполнением, что окончание приключений вызвало в нем пустоту.
Конфликты, сражения, даже жестокие шутки, которые он играл с другими, всегда казались ему чем-то нормальным, даже если после этого он не чувствовал себя так уж хорошо. Они все равно значили для него возможность человеческих отношений. Теперь же совершенный круг общения мастера с учеником оказался непоправимо разрушенным. Осталось лишь всепоглощающее чувство одиночества.