Появились служки. Сайхун смотрел, как они молча ухаживают за мастером. И вновь он не удержался и сравнил себя с ними. Они были такими, каким мог бы стать и он, если бы не это совершенно сумасшедшее сочетание сострадания и жестокости, чувств и насмешки, веры и цинизма в его душе. Он глядел на Журчание Чистой Воды, этого прямого и честного плотника, понимая, что вполне мог бы стать таким же, как он. Журчание Чистой Воды был человеком чистосердечным. Если бы Сайхун остался в горах и стал таким же монахом, может быть, ему удалось бы найти умиротворение и спокойствие. Но Сайхун понимал: не с его характером, слишком сложным и полным амбиций.

Потом Сайхун сравнил себя с Туманом В Ущелье. Умный стратег, глубоко интеллигентный человек и замечательный музыкант, этот даос воплощал в себе все лучшие качества, которые Сайхун мог бы найти и в себе, если бы он не был столь амбициозен. Если бы жизнь сложилась иначе, Сайхун, пожалуй, стал бы художником или поэтом.

Потом он начал размышлять над тем, можно ли найти какую-нибудь аналогию с его собственными политическими манипуляциями, – и тут с изумлением обнаружил, что его взгляд инстинктивно устремился на учителя! Сайхун хладнокровно признался себе, что храмы всегда были склонны к политике, к манипуляциям властью и положением – точно так же, как самые худшие правительственные кабинеты, в которых ему довелось бывать. В свое время даже старшие ученики самого Великого Мастера пытались завладеть его высоким саном. Сайхун знал, что и сам учитель вполне способен на интриги.

Вот так он стоял и разглядывал троих людей, которые опекали его с самого детства. Внезапно он почувствовал себя немного лучше: он увидел, что его личность, вполне возможно, просто иначе уравновешена. Вспомнил он также о политике и об интригах, о стремлении к положению и власти, с которыми ему, возможно, довелось бы столкнуться, останься он членом даосской иерархии. Но так или иначе, волею рока или из-за своего собственного упрямства ему довелось пройти иной путь.

Сайхун отказался рассматривать это как нечто недостойное того пути, который прошли его учитель и товарищи по учебе. Он чувствовал, что прошел через многие сходные стадии жизни, овладел такими же навыками, попадался в те же самые ловушки. Различалось лишь содержание событий – вот и все. Если бы ему не пришлось драться на улицах Питтсбурга – что ж, значит, этому суждено было бы случиться еще где-нибудь, может, даже сражаться с солдатами, наводнившими Хуашань. Если бы он не связался с интригами в правительстве, не исключено, что его поглотила бы борьба между храмами за главенство. Если бы он не собрался искать удивительное и прекрасное повсюду, где он только путешествовал, может быть, он бы нашел то же самое в родных горах.