— Постараюсь. Распорядитесь подать и поставить против дежурки паровоз, с которым прибыл из Екатеринослава наш отряд. Он направится обратно, транзитом через все станции…

Дверь хлопала, рабочегвардейцы вносили винтовки. Теперь они сваливали их просто на пол и убегали.

— Не понимаю, как тебя, Юр, угораздило попасть в эту кашу?

— Я рабочий-гвардеец. Из Екатеринослава. Мы на паровозе с Палеем приехали…

И вдруг Юра оборвал свой рассказ. Где же Петя? Что с ним? Как можно было забыть о нем? Юре стало так стыдно, так тревожно. Краснея, он уставился в пол и сказал:

— Дядько Антон, я не один, я с товарищем из нашего класса, с Петей… Где он? Пожалуйста, найдите его, пожалуйста!.. Он в другом десятке.

— Ладно, найдем. Но как же вас приняли? Кто из наших сдурел?

Юра не успел ответить. Донесся выстрел, затем второй, третий. Дядько Антон выбежал из дежурки. И тут Юра вспомнил приказ Палея: «Отнесешь винтовки и бегом ко мне».

Он выбежал из дежурки с винтовкой за плечами. По перрону, виляя в разные стороны, пригнувшись, бежал здоровенный парубок с винтовкой в руке, а позади, шагах в пятидесяти, бежали два рабочегвардейца и стреляли в него. Один из них был Палей. Увидев Юру, он крикнул, показывая на мчавшегося верзилу:

— Стреляй бандюгу!

Юра передернул затвор, поднял винтовку, зажав приклад под мышкой, прицелился. Бандит бежал на него, был уже шагах в семи. Оскаленная верхняя губа обнажила желтоватые крупные зубы. Скосив темные глаза на Юру, он круто повернул вправо, к станционному палисаднику. Теперь бандит бежал уже спиной к Юре. Палей и его товарищ не стреляли, так как могли попасть в своего.

Юра всегда был готов стрелять по «врагам». За свою жизнь он поразил множество «врагов». Он отсекал головы «ягуарам». Он попадал в глаз «султану» и «Вильгельму», сражался с «индейцами» и расстреливал «шпионов». Но одно дело отсекать деревянной саблей головки бурьяна, стрелять из лука в нарисованную на бумаге углем голову или даже из монтекристо подстрелить ястреба, воображая его Черномором, и совсем другое дело — выстрелить из настоящей винтовки в настоящего, живого, как ты сам, человека. А что это живой человек, Юра почувствовал, увидев так близко от себя его темный навыкате, влажный, блестящий глаз, услышав его хриплое дыхание.

Разница между игрушечным, выдуманным врагом и врагом настоящим, который дышит и смотрит испуганным глазом, была настолько велика, что у Юры вдруг ослабели, почти подкосились ноги. Молниеносная мысль, что он может ранить, даже убить живого человека, парализовала его. Он даже застонал.