Светлый фон

Рассветало, когда подошел длинный состав. В нем были три пассажирских вагона, остальные — товарные. Палей прыгнул на подножку еще не остановившегося пассажирского вагона, пропустил двух солдат с котелками, спрашивавшими: «Где кипяток?», соскочил вместе с третьим, ловко сдернул у него винтовку с плеча и, когда тот схватился за нее, крикнул:

— Реквизируем согласно приказу!

Солдат хотел было что-то сказать, но махнул рукой и побежал за кипятком.

— Неси! — приказал Палей, подавая винтовку Юре.

Вошли в вагон. Душно. Накурено. Храпят. Стонут во сне.

Палей осветил электрическим фонариком полки. Молча вытащил он винтовку из-под бока солдата, лежавшего на верхней полке, и подал Юре. Потом потянул винтовку из-под шинели солдата, лежавшего внизу. Тот открыл мутные глаза.

— Реквизируем оружие! — строго сказал Палей.

— Не отдам!

— Приказа не знаешь?

— А мне плевать!

Палей молча вынул из кобуры маузер, показал солдату и потянул винтовку. Тот выпустил ее и выругался. Так без труда отобрали три винтовки, но на четвертой вышла задержка.

Солдат, державшийся за свою винтовку обеими руками, закричал:

— Ребята, вставай! Полиция солдатов разоружает!

С полок спрыгивали сонные, хмурые солдаты. Прибежали и «пострадавшие». Они теснились возле Юры и хватались за свое оружие. Юра не выпускал ремней. На каждом его плече тяжело висели по две винтовки.

— Спокойно, граждане! Не хвататься! Мы люди нервные, насилия не терпим, — сказал Палей, поднимая дулом маузера козырек своей кепки.

— Не пужай!

— Пуганые!..

— Да ты кто, рабочий или крестьянин? — спросил Палей упиравшегося солдата и дружелюбно подмигнул ему.

— Из крестьян мы, — смущенно ответил тот.

— Что же ты, слепая душа, спать солдатам не даешь, вагон будишь? Разве не видишь, что перед тобой не полиция, не попы, не офицеры, а гвардия рабочего класса, защитники угнетенных? У тебя еще до Екатеринослава офицерье золотопогонное винтовку отберет да еще всыплет за сопротивление. А мы честью просим: отдай винтовку, будем воевать против царских холуев и буржуев, чтобы фабрики — рабочим, земля — крестьянам! Правильно я говорю?