– Кто вы такие?.. что вам здесь надо?..

Вошедшие молчали. Она услышала скрип стульев. Они садились.

– А ничего рубашечка, вся в кружевах, стильная, – раздался незнакомый ей голос. – Черт знает какой прикид. Черт знает какой дом. Домина. Такой и должен быть, по идее, у знаменитого Козаченко. Гляди, как мы отлично попали. Товар-то лежит лицом.

Если бы она могла их видеть, она увидела бы, что их вошло трое. Все они были коротко, под машинку, пострижены, как призывники – это была модная стрижка, стрижка нового века. Они сели вокруг нее, взяв ее в кольцо. Она слышала их дыханья со всех сторон. Если бы она могла видеть их глаза, она увидела бы: все глаза одинаково холодны и насмешливы. Это насмешка была такая: вот в античном цирке на арене человека убивают копьем, загрызают его дикие звери, – а они, трое, среди публики бы сидели и смеялись. Светлая стрижка, светлые прозрачные глаза. Свет светильника освещал модные часы у них на сытых запястьях. Она раздула ноздри и уловила запах модных, дорогих мужских духов. О, быть может, это друзья Кирилла. И голоса у них молодые. Про какой товар они говорят?!

– Сидеть тихо, красотка кабаре. Не двигаться! Шевельнешься – пеняй на себя!

– Ты что, окстись, Ефа, не видишь, она же – слепая…

– Кто вы?! – крикнула она.

В тишине раздался смешок. Если бы она могла видеть, она бы увидела, что смеялся тот, что был дородней всех, тот, что сидел прямо напротив нее. Он немного похохотал и бросил.

– Тебе необязательно это знать, красотка. Мы пришли, чтобы доделать недоделанное.

И ее душа будто выпорхнула, как птица, из тела.

Она увидела сверху себя и всех троих. Она поняла – это те, кто пришел убить ее. Те, кто не добил тогда там, в машине, ее и Кирилла.

– Здравствуй, смерть, – сказала она, улыбаясь, и губы ее задрожали.

– Понятливая! – хохотнул уже другой, тот, что сидел от нее слева.

– Начинай, – сказал голос справа.

– Я не могу… она такая нежная, ха-ха… и не видит ничего…

– Дурак, не видит, это же хорошо!.. тебе не будет так стыдно…

Она встала с кресла. Ночная сорочка упала до полу. В вырезе сорочки они видели ее грудь. Она медленно протянула руку и взяла со стола древний светильник. Пламя озарило ее лицо снизу.

– Кирилла… вы уже убили?..

– И горничную твою, суку, и этого… уродца…

Что ж, так и должно быть, думала она, пока ее рука держала перед незрячим лицом светильник. слегка дрожа. Так оно и было всегда. Слуги уходили в Мир Иной вслед за господами. Любящие – за любимыми. Они все умерли. Те, кто пришел, застрелили их выстрелами из пистолетов с глушителями – она здесь, в спальне, не слышала ни одного выстрела. Какое счастье, что у нее нет детей. Если бы был ребенок – она бы билась, плакала, кричала.