– Неподалеку, полагаю, и готов выполнять приказы вашего величества.

– Тем лучше, он мне понадобится, – со вздохом промолвил король. – В политике упрямиться не приходится. Человек считает, что делает хорошо, а получается плохо; иной раз он даже делает хорошо, а капризы случая все сводят на нет, его планы – лучше некуда, а выясняется, что он ошибался.

Король снова вздохнул, и Жильбер поспешил на помощь.

– Ваши рассуждения превосходны, государь, – проговорил он, – но сейчас нужно прежде всего видеть будущее яснее, чем это получалось до сих пор.

Король поднял голову: брови на его бесстрастном лице немного нахмурились.

– Простите меня, ваше величество, – сказал Жильбер, – я врач. Когда болезнь серьезна, я бываю краток.

– Стало быть, сегодняшнему бунту вы придаете большое значение?

– Это не бунт, ваше величество, это революция.

– И вы хотите, чтобы я вступил в переговоры с мятежниками, убийцами? Ведь они силой взяли Бастилию, а это – мятеж, они лишили жизни господина Делоне, господина де Лома и господина де Флесселя, а это – убийство.

– Вам следует отделять одних от других, государь. Те, кто взял Бастилию, – герои, но те, кто убил де Флесселя, де Лома и Делоне – злодеи.

Кровь прилила к лицу короля, но он тут же побледнел, губы его побелели, а на лбу выступили капельки пота.

– Вы правы, сударь. Вы и вправду врач, вернее хирург, поскольку режете по живому. Но вернемся к вам. Вас ведь зовут доктор Жильбер – так по крайней мере подписан ваш «Мемуар».

– Я, право, очень рад, что у вашего величества столь хорошая память, хотя, говоря по правде, гордиться мне особенно нечем.

– Что вы хотите этим сказать?

– Совсем недавно мое имя произносилось в присутствии вашего величества.

– Я вас не понимаю.

– Шесть дней назад меня арестовали и бросили в Бастилию. А я слышал, что без ведома короля не производится ни один более или менее важный арест.

– Вас? В Бастилию? – широко раскрыв глаза, воскликнул король.

– Вот лист из тюремного реестра, ваше величество. Как я уже имел честь говорить, шесть дней назад по приказу короля меня посадили в тюрьму, откуда я вышел три часа назад милостью народа.

– Сегодня?