– Да, государь. Разве ваше величество не слышали выстрела из пушки?

– Конечно, слышал.

– Так вот, та пушка открыла мне двери тюрьмы.

– Ах, – прошептал король, – признаюсь, я был бы крайне рад, если бы сегодняшний выстрел по Бастилии не оказался одновременно выстрелом по королевской власти.

– Право, государь, не стоит делать из тюрьмы символ государственного устройства. Напротив, ваше величество, скажите лучше, что вы рады взятию Бастилии, ибо отныне именем ничего не ведающего короля не будут твориться беззакония, подобные тому, жертвой которого оказался я.

– Но была же хоть какая-то причина вашего ареста, сударь?

– Насколько мне известно, никакой, государь. Не успел я вернуться во Францию, как меня арестовали и заточили в тюрьму.

– Скажите, сударь, – мягко спросил Людовик XVI, – не эгоизм ли с вашей стороны прийти сюда и рассказывать о себе, тогда как мне необходимо, чтобы вы говорили обо мне?

– Государь, мне нужно от вас одно только слово.

– Какое же?

– Имели ли вы, ваше величество, отношение к моему аресту – да или нет?

– Я даже не знал о вашем возвращении во Францию.

– Счастлив слышать этот ответ, государь. Теперь я смогу везде во всеуслышание заявлять, что если ваше величество и причиняет вред, то делает это, находясь в неведении, а тем, кто усомнится, приведу себя в пример.

Король улыбнулся и сказал:

– Доктор, вы льете бальзам мне на рану.

– О государь, я готов проливать его сколько угодно, а если пожелаете, то и вылечу эту рану, уверяю вас.

– Еще бы не желать!

– Только вам нужно очень захотеть, государь.

– Но ведь так оно и есть.

– Прежде чем продолжать, ваше величество, – проговорил Жильбер, – благоволите прочитать эту строчку, написанную на полях тюремной книги рядом с моим именем.